очень нудно 
131 
– Как ты здесь оказался? – задала Лиля Николаю тот самый вопрос, который он только что задал ей.
Но Щукин понимал, что сейчас не время для игры в вопросы и ответы. Схватив ее за цепь наручников, он подтолкнул девушку к окну.
– Давай! – прошипел он.
– Ты что? – воскликнула она. – Я же разобьюсь!
– Ну и черт с тобой, – злобно откликнулся Щукин. – Хочешь в тюряге сидеть всю оставшуюся жизнь?
– Ме… меня не посадят… – растерянно проговорила Лиля, оглядываясь на бесчувственные тела своих конвоиров. – Я же помогаю органам, они…
– Тогда какого хрена ты тут в наручниках?
Лиля не нашлась, что ответить.
– Я запуталась… – только и проговорила она тихо.
Николай с поразительной ясностью ощутил, что медлить больше нельзя ни секунды. Хорошо бы, конечно, забрать отсюда Лилю, но если она сама не протиснется в это разбитое окошко, то толкать ее туда насильно – слишком долгий и тяжелый труд.
А если она, чего доброго, заорет?
– Короче, пойдешь со мной или нет? – коротко и зло спросил Щукин.
Поколебавшись еще секунду, она шагнула к окошку – и через полминуты ее испуганный крик взвился и затих, заглушенный стуком колес.
«Хоть бы она себе ничего не сломала, – мелькнула еще у Щукина мысль, – тащить ее тогда на себе…»
И он втиснулся в окошко, сразу же захлебнувшись от хлестнувшего его по лицу холодного ветра.
А через две секунды никакого Щукина в этом поезде не было.
* * *
Лиля сломала ногу при падении с поезда – то есть случилось то, чего Щукин и опасался. Впрочем, он был счастлив от того, что сам отделался лишь несколькими синяками, но зато был свободен.
Щукин, задыхаясь и обливаясь потом, тащил на себе Лилю, пока не наступило утро.
Николай опустил плачущую от боли, страха и полной безнадежности Лилю на землю и присел рядом с ней.
Она все еще была в наручниках.
– Так почему же ты все-таки оказалась в этом поезде? – спросил он.
Она ничего не ответила, заливаясь слезами.
Терпеливо подождав несколько минут, Щукин повторил свой вопрос.
– Они, – всхлипывая, проговорила Лиля, – они просто воспользовались моментом и решили перебросить меня в Москву – там папке труднее будет меня вытащить… Если он все еще желает спасти меня…
– Спасти? – хмыкнул Щукин. – После того, что ты ему сделала?
– А ты откуда знаешь? – вскинула на него глаза Лиля, но Щукин только снова усмехнулся.
Она замолчала.
Слезы катились у нее по лицу, но Николаю не было ее жалко. Вообще ему казалось, что он из-за крайней усталости – физического и душевного истощения – уже не способен ни на какие чувства.
Впрочем, он знал, что это пройдет. Нужно только немного отдохнуть, выправить себе новые документы и раздобыть денег. А для этого…
– А для этого нужна мне только ты… – улыбаясь, пропел Щукин.
– Ты чего? – сквозь слезы спросила Лиля.
– Ничего, – ответил Щукин, а следующие слова вырвались у него как-то сами собой. – Предательство, – серьезно сказал он, – самый страшный грех… Ты ведь не только отца потеряла, ты потеряла саму себя.
Лиля вряд ли поняла сейчас смысл слов Николая. Ее волновало другое.
– Зачем я тебе? – спросила она. – Брось меня…
– Ну нет, моя дорогая, – рассмеялся Щукин. – Как я могу тебя бросить? Ты ведь – мой билет в будущее. Без тебя мне трудно придется… Сейчас за мной, пока у меня ни документов нет, ни денег, все менты страны гоняются. А мне нужно только найти телефон, чтобы все это закончилось…
– Зачем? – испуганно спросила Лиля.
Она, кажется, понимала – зачем.
– А затем, чтобы позвонить твоему папашке, – охотно объяснил Щукин. – Не знаю, рад он будет тебя видеть или нет, но людей своих за тобой вышлет – это точно. Того же Петю и Филина. Они, наверное, уже поправились… Ведь Седому нужно вытащить тебя от ментов хотя бы для того, чтобы не опасаться больше за свою независимость. Он упрячет тебя подальше, и все. Останется тот самый железный вор – Седой. До которого ментам ни в жизнь не добраться. Не будет уже у него слабых мест. А я поживу немного у Седого… деньжишками обзаведусь да ксивой новой… А потом посмотрим…
Лиля снова заплакала.
А Щукин подумал, что неплохо бы сейчас закурить. Жалко, нет сигареты… И опять вдруг пришли ему на ум тягучие слова старинной русской песни:
– Разлу-ука, ты, разлука…
Эпилог
Немолодой, но крепкий еще мужчина с серебряной головой сидел напротив Щукина в полутемном кабинете.
131 
