Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
62 
Правда и ложь переплелись в таком замысловатом узоре, что даже по внешнему виду, Вы не сможете определить своего противника. Доспехи скрывают фигуру, забрало прячет черты лица. Геральдические знаки на щите покрылись патиной от времени. Тридцать три рыцаря твердой рукой в железной перчатке сдерживают своих закованных в латы коней. Тридцать три рыцаря держат по тяжелому копью, и уперты те копья в надежную опору. Кто из них враг? Стоит ли идти напролом и ломать копья в неравном бою? Не лучше ли отступить, дождаться арьергарда, обойти противника с фланга и ударить в тыл, используя преимущества внезапной атаки? Что скажете, Мария Сергеевна?
Лаврентий перевернулся на живот, вытянул задние лапы и подпер голову передними. Хвост он задрал вверх восклицательным знаком.
– Хм… – растерялась я. – А Вы уверены, Лаврентий Палыч, что противник не выдаст себя неосторожным движением или голосом? Если внимательно присмотреться, то всегда можно отличить друга от врага.
– Ах, молодость, молодость… – покачал он головой. – Как все кажется просто и логично в Вашем возрасте! Вы забываете об иллюзорности трехмерного пространства. Тот, кто владеет тайной оптического обмана, кто подчинил себе мираж фокуса, тот и диктует правила турнирного боя. Позвольте проиллюстрировать мою мысль на примере одного стихотворения уже упоминавшегося однажды поэта, – Лаврентий взбил облако, как подушку, вальяжно развалился на нем в позе тучного этруска и, дирижируя себе передней лапой, начал:
– Гаснет свет. Окончен бал…
Человек ботинки снял.
Снял цилиндр, фрак, живот – Он ему немного жмет.
Отцепил свои часы, Уши, бороду, усы.
И улыбку до ушей Спрятал в ящик от мышей.
Снял копну густых волос.
Положил на полку нос.
И, вздыхая, лег в кровать…
Завтра снова надевать!
Кот подмигнул мне одним глазом, наклонился к краю облака и сделал лапой движение гребца. Белая подушка поплыла плоскодонкой по волнам невидимого потока. Течение подхватило воздушный плот и резво унесло его прочь из моего поля зрения.
– Куда же Вы, товарищ Берия? – растерянно промямлила я, наблюдая стремительное исчезновение плавсредства.
Тут Вселенская тьма опять окутала меня шелковым коконом, и маленький осколок времени засосало в космический пылесос.
Глава 17
– Где я? – поинтересовалась я у Тьмы, особо не рассчитывая на ответ.
– В гостях у покойного Куприяна, – ответила Тьма Любашиным голосом.
– Что, уже на кладбище? – ужаснулась я.
– Нет еще, но скоро там будем, – порадовал меня Голос.
Моя душа прислушалась к своим ощущениям и была вынуждена признать, что не чувствует давящей духоты могилы. Вокруг было просторно. Запахи процессов гниения не портили окружающую среду, и мерзкие черви не приступили к своему пиршеству. Видимо, телесную оболочку уже кремировали, а душа была еще не в курсе событий и беседовала с другими ангелами.
– Вот и верь после этого людям, – проворчала я. – Где обещанный туннель, яркий свет, музыка?
– Зачем тебе свет? Ты что, собираешься здесь книжки читать? – ехидно поинтересовался мой невидимый собеседник.
– Действительно, – согласилась я, ощущая грусть и неземную мудрость. – Теперь это не имеет никакого значения. Земные знания нам уже ни к чему.
Отныне наш удел – бороздить безбрежный океан Космоса и наблюдать людскую суету с философским спокойствием. Жаль, что здесь так пусто и темно. Я представляла себе это несколько иначе. Ну, скажем, комфортабельные облака, ровный климат, элегантное одеяние, сияние нимба над головой… Вот и крылья подсунули какие-то неудобные, третьесортные, – пожаловалась я, чувствуя в районе лопаток жесткую ребристость.
Рядом послышалось непонятное хрюканье, всхлипы, тонкое повизгивание и возгласы: "Ой, мамочки, держите меня…". Потом все это переросло в гомерический хохот и закончилось икотой. Ну, надо же, какая у Любаши неунывающая душа! Даже после смерти она пребывала в хорошем настроении.
– Так ты думаешь, что мы в раю? – давился смехом Голос. – Что мы – ангелы?
– А-а! – окатило меня волной ужаса. – Ну, конечно, как я могла помыслить об этом! Грехи наши тяжки…
Я тяжело задумалась, припоминая все свои прегрешения, начиная с тайком съеденной конфеты в четырехлетнем возрасте, и заканчивая переходом улицы в неположенном месте на красный свет светофора в зрелые годы. И гореть мне отныне мотыльком в Геенне Огненной! Да, это заслуженная кара! Если бы не гордыня, я бы сразу поняла, где нахожусь. В темноте пахло сыростью, не полностью сгоревшим газом и нежилым помещением. С разных сторон доносились до меня булькающие и журчащие звуки. Что-то гудело с трансформаторной монотонностью и дышало влажным паром.
62 
