Последние отзывы

  38  

В день своей смерти и Антон, и Валентин сдавали зачет или экзамен, оставшийся от летней сессии. Каждый в свой день. И этот день для каждого из них стал последним.

И этот экзамен принимала она, Анна Кирилловна Самойлова.

Значит… О господи, как же так?

— Здравствуй, Свиридов, — сухо произнесла она тоном, словно пришла на семинар, а не в дом, где все дышало угрозой и смертью. — Да, это я. Не ожидал?

— Но за что?! — простонал Илья. — Из-за чего?

Анна Кирилловна поджала губы, словно сдерживая жестокие слова, жгущие ей язык, и, порывшись в своем пиджаке, бросила на колени Илье фотографию.

— Ты еще спрашиваешь, из-за чего я все это сделала? Честно говоря, сама не верю, что я смогла… Но взгляни и вспомни… вспомни!

Илья, преодолевая безумное головокружение, медленно перевел взгляд на фотографию, и из тумана, который сам он уже считал предсмертным, на него выплыло красивое девичье лицо, внезапно прояснившееся до жуткой, ослепительной ясности, словно при свете вспышек и юпитеров.

— Лена… Лена Кормильцева.

— Значит, имя Лены Кормильцевой тебе еще что-то говорит? — с каким-то жутким удовлетворением произнесла Анна Кирилловна. — В ту ночь… когда ты со своими дружками… надругался над ней, она прибежала ко мне и рассказала все… В лице ее не было ни кровинки, на глазах — ни одной слезы. Лучше бы она плакала… Я тогда сразу поняла, что она не останется у меня ночевать, поедет по мосту и вывернет руль.

И у меня не останется никого — слышишь, никого! На всей этой проклятой земле!

Тонкие губы женщины искривились горькой и страшной усмешкой, и Дедовской, с цепенеющим лицом пристально наблюдавший за ней, подумал, что слова, сказанные ею о Лене, справедливы и в отношении ее самой — лучше бы она плакала.

— Но вы… кто вы ей? — пробормотал Илья, совершенно раздавленный ее словами, падающими тяжело и неотвратимо, как капли со сталактитов в темной пещере.

— Я? Кто ей я? — Анна Кирилловна выпрямилась, и ее тощая фигура приобрела пугающую величественность. — Она дочь моего единственного сына, погибшего так рано… моя последняя родная кровь. И после этого ты еще спрашиваешь — за что?

Она села — нет, скорее упала на диван у стены и, оказавшись лицом к лицу с бледным, как полотно, Ильей, продолжала, вероятно, не особо вслушиваясь в то, что говорит:

— О, я долго думала, как… как мне сделать так, чтобы вы… все четверо… но я ничего не могла… Лена умерла, за вашими спинами — всемогущие родственники. Разве мне приходилось рассчитывать на что-то, когда отец моего кровного врага — первый заместитель начальника Петербургской ФСБ?

На шее Ледовского, молча слушающего ее, набрякли жилы, словно он с трудом сдерживался от неистово душащего его жуткого Крика.

А Илья, казалось, перестал дышать.

— Тебе не понять, как тяжело видеть рядом людей, лишивших тебя смысла жить. Видеть каждый день, говорить с ними, даже улыбаться. Делать вид, что все ничего, что земля не горит под ногами… «Так же, как все, как все, как все, я по земле хожу, хожу… и от судьбы, как все, как все, счастья себе прошу…» — полуприкрыв глаза, чуть нараспев проговорила она слова из известной песни, и ее тело качнулось вперед.

Словно Анне Кирилловне тяжело было удерживать равновесие.

— И тогда я придумала план. Я оставила всех вас на осень с тем, чтобы вы приходили сдавать ко мне зачет по несколько раз. Ко мне… в мою квартиру. Ах да… ты же на первом курсе.

А вот Малахов с Чуриковым приходили и сдавали. И еще они пили… пили у меня кофе. — Анна Кирилловна рассмеялась зловещим каркающим смехом, как будто разрывающим ей горло:

— Пили кофе, а я клала туда не только сахар. Так вот, тебе известно, чем занимался мой сын?

— Н-нет…

— Он был великолепным фармацевтом. Он разрабатывал лекарства. У меня хранится многое из созданного им — как память. И одна из его разработок — сильнейший психотропный препарат для лечения шизофрении… И я использовала его.

Свиридов-младший содрогнулся и, медленно разогнувшись, поднялся с ковра.

Ледовской извлек из ящика стола пистолет и демонстративно положил его перед собой.

— На здорового человека этот препарат действует совершенно иначе, чем на больного, — не глядя на Илью, продолжала Анна Кирилловна. — Отсюда все их страхи… мания преследования. Я звонила им из автоматов и молчала. А в последний раз я дала твоим друзьям… лошадиную дозу… И как следствие — угнетение психики, страх, боль… И страшная тяга к уходу из жизни…

  38