Последние отзывы

  92  

— В-в-в… — сонно пробормотала девушка.

— Что касается машины, то я предлагаю сдать ее в ломбард под эдак сто семьдесят процентов годовых, а взамен взять сто баксов, — продолжал Влад, энергично выкручивая руль направо, — получится, как в анекдоте. Приходит «новый русский» в банк и берет в кредит сто долларов на полгода. Ему говорят:

«Вы знаете, у нас высокие проценты, аж восемьдесят процентов в год. И нужен залог». Он отвечает: ну, берите мой шестисотый «мерин», когда верну деньги, заберу.

В банке все в непонятках, спрашивают: у вас такая шикарная машина, неужели вы не можете найти какие-то сто долларов, а не сдавать ее под залог. А «новый русский» отвечает:

— Вы понимаете, я уезжаю на полгода, и мне нужно где-то оставить машину. А где я найду стоянку, где нужно платить сорок долларов за полгода?

* * *

Вы когда-нибудь пробовали прыгать с моста высотой в двадцать пять метров, но перед этим завороженно зависнуть на каменных перилах и смотреть, смотреть в зеркальную черную гладь? Вспоминая, что ведь можно и не утонуть, не коснуться дна, что был человек, который шел по воде и не тонул, и что была женщина, чье имя пели как Бегущая-по-волнам…

Не пробовали? И правильно. Все вышеприведенные сентиментально-поэтические мысли в психиатрии носят пугающе научное наименование «суицидальный синдром» и потому в здоровой и светлой голове возникают достаточно редко…

Голову Влада Свиридова, который стоял у перил, нельзя было назвать ни здоровой, ни светлой.

Потому что он болел ужасной болезнью «ринитом» — в просторечии насморком — и был брюнетом.

Впрочем, нехорошие мысли о прыжках в Волгу тоже не обуревали его, хотя нормальному человеку покажется странным, что можно делать в час ночи посреди огромного пустынного моста, похожего на светящийся остов не правдоподобно громадного динозавра.

Он стоял и смотрел на раскинувшуюся перед ним мутно-белесую пустыню, на этот пока что неподвижный, но все больше изъязвляющийся с каждым днем, с каждым порывом весеннего ветра ледяной панцирь, под которым упругое тело великой русской реки.

…Настя осталась в гостиничном номере — ее сморил такой сон, что она отказалась от своих обычных каверзных расспросов, на которые Свиридов, впрочем, реагировал еще менее многословно, чем Олег Кошевой на допросе в гестапо.

Она заснула, а Влад съездил в аэропорт, купил два билета на утренний пятичасовой рейс и поставил «Шевроле» в гараж — как у бывших жителей Саратова, у них с Ильей, конечно, было куда поставить машину.

…Было совсем не так тепло, как вечером, И, хотя с Волги дул свежий ветер, а Владимир был одет довольно легко, он не замечал, как прохладная ночь, словно жадная проститутка, пробирается ему под одежду и от ее будоражащих прикосновений по телу бегут мурашки.

Он просто не мог замечать всего этого — он был слишком захвачен только что пережитым. Слишком переполнен тем, что ему пришлось выслушать сегодня в клинике.

Такого не бывает. Такого не бывает, думал он, чтобы под видом почти сказочного, не правдоподобно яркого счастья судьба подсовывала.., его брату Илье.., подсовывала какой-то жуткий суррогат киношного триллера наяву.

Влад вспомнил, что Илье не были известны подробности еще одного события, которое могло бы крайне расстроить и потрясти впечатлительного парня: Свиридов-младший еще не знал, с кем провела «первую брачную ночь» его молодая жена.

Нет.., не с незадачливым выпивохой Фокиным, который нажрался до такой степени, что и сам-то не мог стоять на ногах, не говоря уж об отдельном функциональном фрагменте его организма. Свиридов помнил, как наутро встретил Фокина в туалете… тот с трудом стоял на ногах, но упорно осуществлял акт мочеиспускания. Очевидно, встать с постели ранним похмельным утром потребовало от Афанасия недюжинных усилий, потому что он приговаривал:

«Вот видишь.., когда ты просишь, я всегда встаю…»

Илья тоже не мог выполнять свой прямой супружеский долг, потому как он был немногим трезвее Фокина и тотчас после выдворения Афанасия из спальни супруги свалился на коврике и уснул. Владу еще пришлось перекладывать его на кровать.

И потом Владимир повернулся и увидел, что перед ним стоит Ирина — бледная, с лихорадочно горящими глазами, тонкими пальцами правой руки конвульсивно комкающая оборку тонкой ночной рубашки.

Кроме этой ночной рубашки, на Ирине ничего не было. Вероятно, она ждала задержавшегося в вестибюле супруга, а вместо него едва не получила пьяного Фокина.

  92