Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
108 
– Ладыгин! – произнес он рыкающим голосом. – Вы проявили инициативу, госпитализировав гражданку Казарину?
– Минуточку, Борис Иосифович, – деликатно прервал его следователь. – Очень удачно, что Владимир Сергеевич оказался здесь. Мне хотелось бы побеседовать с ним по свежим, так сказать, следам…
Штейнберг с большим сожалением посмотрел на меня голодными глазами и раздраженно поклонился, иронически давая понять, что только законопослушность мешает ему немедленно разделаться со мной. Однако в этот момент вперед выступил Чернихин и, сунув Чичибабину под нос красную книжечку, бесцеремонно осведомился:
– Что здесь произошло, следователь?
Чичибабин подозрительно покосился на меня и неохотно ответил:
– Чрезвычайное происшествие. Пациентка психиатрического отделения с помощью нашей сотрудницы совершила нападение на другую пациентку, а потом покончила с собой… Вторая находится сейчас в реанимации, но, кажется, жизнь ее вне опасности…
– Как ее фамилия? – возбужденно воскликнул я.
Чичибабин посмотрел на меня с неприкрытой досадой.
– Да-да, Владимир Сергеевич! – сварливо сказал он. – Ее фамилия – Казарина.
Тишина была давящей, болезненной, почти ощутимой на ощупь. Мария с трудом сдерживала себя, чтобы не закричать, не расхохотаться, не устроить погром в этом обиталище покоя и безумия. Она никогда раньше не лежала на больничной койке и нынешнее положение воспринимала как насилие. Она была брошена, заперта в безмолвном склепе, и то, что склеп был обставлен с заботливостью и даже изяществом, не меняло дела. И выход отсюда был только один – через смертный грех.
Мария думала об этом целый день. Лежа на мягкой кровати в комнате, отделанной в успокаивающих зеленоватых тонах, она продолжала старательно исполнять роль впавшей в беспамятство жертвы психической катастрофы. Но катастрофа на самом деле ждала ее впереди.
Бесстрастно и покорно принимала она назначенные ей процедуры. В соответствии со сценарием отказывалась от пищи. Это было совсем нетрудно – есть ей не хотелось. При внешней апатичности внутри она горела от возбуждения, и даже вводимые ей препараты не могли его снять.
Она знала, что ей может помочь. Это единственное средство лежало на дне сумки в шкафу. Источник покоя и смерти. Мария не торопилась, хотя ожидание делалось все более невыносимым. Навязчивости со стороны персонала не ощущалось, но, внимательно разглядывая палату, Мария без особого труда обнаружила глазок видеокамеры. За ней наблюдали. Ошибиться было равнозначно гибели.
Она дожидалась, когда наступит ночь, когда погрузятся в сон обитатели палат и притупится внимание персонала. Еще днем, направляясь в сопровождении медсестры в палату, Мария обратила внимание на помещение, где располагался дежурный пост. Он был оборудован телеэкранами, но можно было предположить, что медсестры не могут пялиться на них неотрывно.
К тому же она рассчитывала на помощь нянечки. Та должна была выбрать момент, когда медсестры будут заняты какими-то посторонними делами, и зайти за Марией.
Размышляя о том, что ей предстоит сделать, Мария невольно начинала ненавидеть свою жертву. Эта незнакомая, отупевшая от обрушившегося на нее горя женщина, никому не нужная и не интересная, стояла между Марией и Теминым, точно Китайская стена. Своим существованием, своей нелепой судьбой она создавала угрозу их любви. Она вынуждала Марию идти на злодейство. Мария ненавидела и презирала ее. Марии казалось, что если бы она потеряла любимого человека, то просто не смогла бы жить. Она должна была умереть, беззвучно шептала Мария, эта сука должна была умереть, почему она живет?
После восьми часов вечера ее не беспокоили. Медсестра принесла лекарства – две разноцветные таблетки, похожие на детское драже. Мария безучастно положила их в рот, сделав вид, что глотает. Но после ухода медсестры благополучно отправила таблетки в унитаз.
Постепенно за окнами, забранными почти неразличимыми решетками, начинало темнеть. Мария поднялась с постели и осторожно выглянула в коридор. Сквозь щель в приотворенной двери она увидела расположенный наискосок пост медсестры – ярко освещенную, со стеклянными дверями, комнатку.
Оттуда доносились негромкий разговор и легкое позвякивание стекла. Мария вслушалась, но так и не смогла разобрать ни одного слова. Она отошла от двери и остановилась возле шкафа, вделанного в стену. Открыв его, Мария быстро отыскала в сумке то, что ей было нужно, и поспешно перебралась в тот угол комнаты, что не попадал в поле зрения камеры.
108 
