Последние отзывы

  16  

Он ушел вглубь на метр, уперся в смесь камня и глины, сходил за киркой, а потом и за ломом, и прошел еще полметра. Затем еще четверть, и к утру, когда небо на востоке начало отдавать сиреневым цветом, понял, что пора остановиться.

Могила была уже достаточной глубины, примерно полтора его роста, и только одно было не совсем правильно: она оказалась слишком узкой — только чтобы сесть.

Себастьян посмотрел на смирно лежащую возле кучи навоза и бочек с настоем табака сеньору Долорес, потом в яму и снова на сеньору и решил, что сидя ей будет даже удобнее.

На подгибающихся ногах он подошел к сеньоре, упал рядом на колени и прижал ее седую маленькую головку к своей груди. Он знал, что пройдет совсем немного времени, и она станет похожей на зимний цветок — черный, со слипшимися, дурно пахнущими лепестками и ломким безжизненным стеблем. Но цветы, которые прорастут из ее закрытых глаз и впалых щек, всегда будут напоминать ему о ней настоящей — теплой и живой.

Себастьян поднялся, ухватил ее тело ослабевшими руками, закинул себе на спину и медленно, стараясь не наступать на молодые розовые кусты, поднес к могиле. Бережно спустил вниз, усадил поудобнее, сложил ее руки на коленях, прикрыл голову корсетом и удовлетворенно вздохнул. Это было то, что надо. Мальчик взял свою лопату и начал аккуратно присыпать могилу, сначала камнями и глиной, а затем и плодородным грунтом. А когда солнце вышло из-за гор, он торопливо разбросал оказавшуюся лишней землю, подобрал с земли оставшуюся от сеньоры Долорес сплетенную из черного шелкового платья косичку и сунул ее за пазуху. Теперь только легкий, размазанный по центру клумбы бугорок напоминал ему о покойной сеньоре.

Мальчик прошел к сараю, преодолевая мгновенно навалившуюся сонливость, аккуратно очистил инструменты от налипшей земли, вернул их в точности на то же место, полез по веткам старого дуба вверх и ступил на крышу своего дома на самом краю огромного сада. Теперь он хотел только одного — спать.

***

Рано утром 10 апреля 1931 года капрал Альварес вернулся из Сарагосы вместе с капралом Гомесом и специально обученной полицейской собакой-ищейкой.

В это же время алькальду доложили, что заказанная им вчера точная копия мраморной крышки для гробницы покойной сеньоры Долорес не только доставлена к храму, но уже и выгружена возле семейного склепа Эсперанса. А спустя еще полчаса алькальд встретил прибывшего из Сарагосы капитана Фернандеса и торопливо вскрыл переданный с ним пакет. Здесь было все, что надо: и заверения в старой дружбе, и обещания всяческой поддержки.

Теперь лейтенанта Санчеса можно было с легкой душой отстранять от ведения дела. Но в восемь утра, когда алькальд вместе со специально прибывшим для проведения непредвзятого следствия капитаном подъехал к полицейскому участку, Мигеля на месте не оказалось.

Алькальд расспросил дежурного капрала и выяснил, что опоздал всего-то на полчаса, и к этому времени начальник полиции вместе с капралами и собакой-ищейкой уже наверняка добрался до храмовой территории. Сеньор Рохо грязно выругался и почти бегом кинулся назад, к автомобилю. Еще не поздно было вернуть этого сопляка назад и сделать все единственно правильным образом.

***

В то же самое время, когда сеньор Рохо мчался на своей машине с умопомрачительной скоростью семьдесят пять миль в час в надежде остановить начальника полиции, в усадьбу семьи Эсперанса привезли цветы.

Себастьян увидел заезжающую на территорию усадьбы подводу прямо с крыши своего дома. Он тут же спустился, подбежал к телеге, приподнял полотняный полог и счастливо улыбнулся. Здесь были черенки белой розы, чуть более взрослые, чем надо, но с превосходной корневой системой. Сеньор Эсперанса заказал их задолго до похорон, и они поступили, пусть и с опозданием в две недели, но удивительно ко времени.

Мальчик тут же кинулся в дом и принялся будить приехавшего этой ночью отца — черенки следовало пересчитать. Тот поднялся не сразу, но сообразил, в чем дело, и спешно отправился с сыном разгружать подводу. А когда пришло время посадки, винный спирт взял свое, и надегустировавшийся до отвала отец присел у дерева, затем упал и заснул прямо на земле. Себастьян попытался его разбудить, но отец лишь невнятно мычал, и тогда он укрыл его сверху своей рубахой и примирился с тем, что все придется делать самому.

Он не умел читать, а потому надписи карандашом на привязанных к пучкам колючих стеблей деревянных бирках для него ничего не значили, но он знал эти цветы и по цвету, и по фактуре верхнего среза, и по запаху, и по типу хорошо развитых корешков, и уж тем более по колючкам.

  16