очень нудно 
9 
— Нет, — растерянно сказала правду Нэнси и тут же устыдилась своей собственной бесстыдности.
Психотерапевт досадливо крякнул.
— Нет, я так не могу! Вы должны быть со мной откровенны! Поймите, что, возможно, именно ваш стыд и заставляет вас быть агрессивной!
— Я не агрессивна, — уперлась Нэнси и приготовилась встать с кушетки.
— Не смейте вставать! — пресек эти поползновения врач, но заметил ее решимость и примирительно вздохнул. — Ну, хорошо, я попробую работать с вами с другого конца. Напомните мне, братья у вас были?
— Трое, — удивленно откликнулась Нэнси. — Саймон, Джеки и Крис.
— Вы за ними подглядывали?
Нэнси растерялась. Она никак не могла понять, при чем здесь ее братья…
— А какой в этом риск? — спустя несколько секунд озадаченно поинтересовалась она. — И зачем бы я за ними подглядывала?
«Разве только… чтобы по шее получить…» На секунду ей показалось, что она что-то подобное припоминает, — там, в летнем душе огромного тенистого сада, но, господи, как же давно все это было…
— Вы хотите сказать, что нисколько не испытывали зависти к пенисам своих братьев?! — саркастично приподнял брови психоаналитик.
Нэнси моргнула и открыла оба глаза. Мистер Левадовски нависал над ней, словно Высший Судия над распоследней вавилонской шлюхой как раз перед ее торжественной отправкой в пекло.
— Нет, мистер Левадовски, — упрямо мотнула она головой и рывком села. — Я никому и никогда не завидовала. И вообще, с меня хватит!
— Я еще не разрешал вам вставать, — непреклонно заметил психотерапевт.
— Чего вы от меня хотите? — раздраженно поинтересовалась Нэнси. — Покаяния? Как в церкви? Или детального описания пенисов моих братьев? Вас это заводит?
Мистер Левадовски вздрогнул, но тут же взял себя в руки и болезненно скривился.
— Поймите, Нэнси… риск, драки, агрессия… поймите, это все — исконно мужские качества. И ваша проблема, скорее всего, произошла от подавленного желания быть такой, как мужчина; в том числе и от естественной для каждой женщины зависти к пенису. Это нормальный кастрационный комплекс. А мои вопросы… мои вопросы просто помогают вам это осознать и ассимилировать…
Нэнси внимательно посмотрела доктору в глаза. Отсюда, вблизи, аккуратно постриженный мистер Левадовски не выглядел ни властным, ни вдумчивым. Скорее несчастным…
— Ладно, мне пора, — отмахнулась она и решительно встала с кушетки.
— Я не возвращаю денег за сорванные сеансы! — запоздало напомнил ей в спину врач.
«Ну и подавись! — раздраженно подумала Нэнси. — Тоже мне придумал… зависть к пенису!»
***
Выйдя на свежий воздух, Нэнси старательно продышалась, изгоняя из себя затхлый дух сумрачного псевдовикторианского кабинета, и отправилась перекусить. И только в ресторане до конца осознала, как же прочно она подсела на свой «пунктик».
Раньше, еще до замужества, ей вполне хватало двух часов «русских горок», затем она записалась в парашютный клуб, и года полтора, до тех пор, пока не привыкла и к этой «дозе», испытывала ни с чем не сравнимое счастье. А потом она вышла замуж за Джимми, и все переменилось.
Нет, поначалу она кое-что получала. Как раз тогда начались волнения черных, город стало трясти, и Нэнси каждый божий день провожала Джимми, как на войну, испытывая накатывающие, словно цунами, волны ужаса всякий раз, когда он задерживался, и восторга — когда он возвращался. И — господи Иисусе! — какой же у них тогда был секс!
Нэнси горестно вздохнула, перевернулась в постели и обняла Джимми за полную талию. Он тогда действительно был хорош, и если чего и пугался, то мгновенно и как-то совершенно естественно превращал свой страх в ярость.
Она внезапно вспомнила, как впервые поняла, что выйдет за этого парня. У них тогда черные убили соседа-копа. И когда Джимми Дженкинс в составе почетного караула появился на похоронах — просто великолепный в своей ярости от желания отомстить, она поняла: вот он — истинный мужчина! Мужчина, которого стоит ждать и за которого можно бояться.
И она ждала и боялась. Поначалу, когда черные потребовали равноправия, затем когда начали бастовать не желающие идти на вьетнамскую войну студенты, затем когда пошли массовые облавы на приторговывающих наркотиками хиппи… Она боялась за него каждый день, каждый рейд, каждое дежурство; боялась глубоко, страстно и всерьез.
Да и было отчего. Джимми возвращался домой насквозь пропитанный запахом крови, пороха и чужого — не своего — страха; иногда с пробитой головой, иногда со странными круглыми синяками на груди и всегда с этим выражением отчаянной готовности к любому повороту судьбы в глазах. Пожалуй, это было единственное время, когда ей для полноты ощущения бытия хватало чужого риска.
9 
