Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
25 
Пожалуй, Мэрион тоже находила скучным и неприличным слишком долго обсуждать финансовые проблемы. Ей больше не хотелось слушать о разборках Джереми с банком, несмотря даже на то, что он иногда это очень остроумно подавал. И уж совершенно точно она больше не хотела его унылых рассуждений о том, что такое развод, который разрушит его жизнь. У него отнимут половину дома, половину машины, половину того и сего. К тому же тут он даже не пытался быть занятным.
Она чувствовала себя втянутой в его семейные дела. Подразумевалось, что Мэрион должна выслушивать любовника потому, что это отчасти ее вина. Но, в конце концов, Джереми взрослый человек и знал, что делает. Конечно, жена ведет себя невозможно, но при чем здесь Мэрион? Пусть все сами разбираются со своими женами! Джереми должен был знать, на что она способна. Выступать с ним в тандеме против его сумасшедшей супруги — нет, на это Мэрион не согласна. Выслушивать иногда, выражать сочувствие, может быть, даже что-нибудь посоветовать — вот все, на что она готова, но не более.
Итак, Мэрион не спешила отвечать Джереми.
В итоге она позвонила ему, все еще колеблясь, но ее сопротивление тут же было сломлено его трепетными возгласами:
— Наконец-то! Слава богу! Ты мне так нужна!
У него был совсем плохой день. Большое зеркало в новой партии товара треснуло вдоль. Женщина, собиравшаяся купить мраморный камин, позвонила и сказала, что передумала. Пришло еще одно письмо от адвоката Стеллы.
— Я так мечтал о тебе, умолял Господа сделать так, чтобы увидеться сегодня вечером! Мы можем встретиться?
Это был прежний Джереми, из первых дней их знакомства, живой и привлекательный. Он еще иногда бывал прежним, возвращал ее в тот день, когда она однажды утром вошла в его магазин.
— Хорошо, — сказала Мэрион. — Буду рада повидаться.
5
Ночи для Шарлотты тяжелы. То бедро болит, то спина. Не найти удобного положения, а отправляясь в туалет, она всякий раз боится разбудить Роуз и Джерри. Дома она, если бы не спалось, пожалуй, пошла бы на кухню и выпила чашку чая. Шарлотта так мечтает о доме! Под утро она наконец засыпает и видит сны — яркие, сюрреалистические, в которых одна сцена перетекает в другую, как в «Алисе». Кэрролла вполне могли бы вдохновить зыбкие ландшафты ее снов. В них она не сегодняшняя Шарлотта, а другая, моложе. Иногда там присутствует и Роуз, еще ребенок, и всегда Том, не обязательно в своем собственном обличье, просто дружественная, добрая тень, про которую она точно знает, что это муж. Сегодня утром она видит их вдвоем в их доме в Эдгбастоне — они оба там когда-то преподавали — глядящими в окно, а снаружи все залито водой: и дорога, и сад. Волны бьются о стены дома. Тут появляется лодка, а управляют ею не люди, а две собаки, очень в духе «Алисы». Ни она, ни призрачный Том этому не удивляются, Роуз только все беспокоится, чтобы не замкнуло электричество. Потом эта сценка перетекает в другую. Появляется бывший университетский куратор, он хочет везти Роуз куда-то в маленьком автофургоне с электроплиткой, умывальником и складными койками. На этот раз Шарлотта удивлена.
Потом Шарлотта просыпается и, как всегда в последнее время, не понимает, где она и что она. Ах да, конечно, у Роуз!
К старости соскальзываешь в постоянную неуверенность, будто все время беззвучно извиняешься. Ходишь медленнее, чем нормальные люди, слишком часто переспрашиваешь «Что?», тебе вынуждены уступать место в автобусе, а когда едешь поездом, приходится просить, чтобы кто-то помог управиться с твоим до смешного маленьким и легким багажом. А еще в голове образуется дырка, глотающая имена, которые вроде были на слуху. Вчера, например, туда упал президент Обама, на целые пять минут, вместе с фамилией соседки, приславшей открытку. Но какая, в конце концов, разница, как ее фамилия? Да, ты пользуешься компьютером и мобильным телефоном, но так неуверенно с ними обращаешься, что молодежь раздраженно морщится.
Ты сама в молодости была, как положено, вежлива с пожилыми людьми, уступала им место и тому подобное, но никогда по-настоящему не задумывалась об их жизни. Они принадлежали к другому виду, их опыт был непредставим, да и не нужен. Ты-то сама туда не собиралась, во всяком случае не так скоро, чтобы готовиться к этому.
Сейчас ты смотришь на юношей и девушек и пытаешься припомнить, как это — быть молодой. Иметь гладкую кожу и ладное тело, уметь гнуться, приседать, таскать тяжелое, бегать за автобусом и на лестнице перепрыгивать через две ступеньки. Знать, что впереди — долгое-долгое и таинственное будущее. В этой таинственности и состоит его очарование.
25 
