XXIII

Конец зимы тысяча восемьсот семьдесят восьмого года застал его на равнинах Северного Техаса. Однажды утром он перебрался через реку Брасос у Дабл-Маунтин, где вдоль песчаного берега лежала тонкая корка льда, и поехал через тёмный низкорослый лес из чёрных и кривых мескитовых деревьев. В ту ночь он разбил лагерь на возвышенности, где от ветра защищало поваленное молнией дерево. Когда костёр разгорелся, он заметил во мраке прерии ещё один. Пламя чужого костра тоже металось по ветру и тоже согревало лишь одного человека. Там устроился старый охотник, который поделился с ним табаком, рассказал о бизонах и охоте из засады, как он лежал в ямке на возвышенности, а вокруг валялись мёртвые животные, как стадо сбивалось в кучу и как ствол винтовки перегревался настолько, что в нём загорались лоскутки протирочной ткани; о том, как счёт бизонам шёл на тысячи и десятки тысяч, а шкуры, растянутые для просушки, занимали целые квадратные мили земли, как большие артели снимали эти шкуры посменно сутки напролёт; о том, как стрелять приходилось неделями и месяцами, пока в стволах не стиралась нарезка, а приклады не отваливались при выстреле, и о жёлто-голубых синяках, покрывавших плечи и предплечья до локтя; о том, как со скрипом тащились один за другим фургоны, как их тянули упряжки из двадцати — двадцати двух быков, как число необработанных шкур измерялось тоннами и сотнями тонн, о том, как гнило на земле мясо, как звенел от мух воздух, о стервятниках и воронах и о ночи, проведённой в страхе под рычание наполовину обезумевших волков, пожиравших падаль.

Я видел студебеккеровские фургоны, запряжённые шестью-восемью быками, они направлялись сюда и везли один свинец. Чистый галенит.^[244] Тонны галенита. Только в этих краях между реками Арканзас и Кончо валялось восемь миллионов туш, потому что именно столько шкур доставили к железной дороге. Два года назад мы в последний раз отправились из Гриффина на охоту. Обшарили здесь все уголки. Шесть недель. В конце концов нашли стадо из восьми голов, перестреляли его и вернулись обратно. Они исчезли. Все, как сотворил их Господь, исчезли, как один, словно их никогда и не было.

Ветер вырывал из костра клочья искр. Вокруг молчаливо раскинулась прерия. В стороне от костра было холодно, ночь была ясная, и падали звёзды. Старый охотник плотнее закутался в одеяло. Интересно, есть ли другие миры, как этот? произнёс он. Или наш мир — единственный?

Он наткнулся на сборщиков костей, когда уже три дня ехал по местности, какой никогда прежде не видел. На иссохшей и словно выжженной равнине, где росли чёрные и бесформенные деревца, было полно воронья, повсюду стаями рыскали косматые шакалы и волки, валялись потрескавшиеся и выбеленные солнцем кости исчезнувших стад. Он сошёл с лошади и повёл её в поводу. То тут, то там среди рёберных дуг виднелись, словно старинные медали некоего охотничьего ордена, расплющенные диски потемневшего свинца. Вдалеке медленно двигались упряжки быков и с сухим скрипом катились тяжёлые фургоны. В них сборщики и бросали кости, разнося прокаченные солнцем остовы и разбивая огромные скелеты топорами. Кости грохотали в фургонах, катившихся дальше в седой пыли. Он смотрел на проходивших мимо сборщиков, оборванных, грязных, на быков с потёртыми шеями и бешеными глазами. Никто не заговаривал с ним. Вдали виднелся целый караван доверху гружённых костями фургонов, которые следовали на северо-восток, а дальше на север занимались своей работой другие команды сборщиков.

Вскочив в седло, он поехал дальше. Кости были собраны в кучи десять футов высотой, которые тянулись на сотни футов или возвышались высокими коническими холмиками со знаками или торговыми марками их хозяев на вершине. Он обогнал одну из громыхающих повозок, где на ближайшем к колёсам быке сидел мальчуган, который правил при помощи пенькового каната и жокейского хлыста. С верха горы черепов и тазовых костей на него искоса глянули сидевшие там двое молодых людей.

  125