очень нудно 
2 
Понимал, что к чему, да и отцовский шепот помнил: «Гляди там, сынок, у Фесака-то… Упаси господь хоть кроху хозяйского добра тронуть… Подбрасывать они тебе всякое станут, не подумай утаить чего… Пулей лети к хозяину, отдай… Берегись, хлопче!»
В конце концов Фесак поверил, что его мошне ничто не угрожает. Стал вводить подростка в свои дела.
Все Фесаково благополучие держалось на заповеди: человек человеку — волк, потому не ты обманешь, так тебя обманут. Вот и все наставления, старательно внушаемые пареньку со смышлеными черными глазами на живом скуластом лице.
Чем дальше, тем больше убеждался Сидор, что с его церковноприходским образованием и купеческой «мудростью» ему дальше Фесаковой лавки не уйти. В лучшем случае приказчиком станет, а это значит — «не обманешь — не продашь». Занятие не по душе. А что делать? Хлопоты по лавке загружали с утра до вечера, головы поднять некогда: Фесаков хлеб еще никто даром не ел. И все же нашел Сидор единственно возможный выход, стал бегать под окна школы, что располагалась прямо напротив лавки. Школа называлась министерской. Почему — Сидор не знал, да и не задумывался над этим.
Министерскими в царской России назывались начальные общеобразовательные школы повышенного типа. Они приближались к тогдашним же городским училищам. Окончить министерскую было заманчиво — она давала право сдавать экзамен на получение свидетельства сельского учителя. Учился Сидор своеобразно: пристраивался у открытых окон или у приотворенных дверей и слушал обрывки объяснений учителя и ответов учеников. Хорошо еще, что не прогоняли. Паренек был терпелив: слушал, запоминал, вникал. Смертельно уставший после нескончаемо длинного рабочего дня, с головой, буквально распухшей от лавочной суеты и толчеи, он находил в себе еще силы и на ежедневную «вахту» под окнами школы.
Отлучки Сидора не остались незамеченными. И Фесак быстро рассудил, что ему будет прямая выгода, если парень получит образование из его хозяйских рук.
Речь шла о выгоде, и Фесак сам отправился к господину Федченко, директору школы, и все мигом уладил. Так хозяйской милостью стал Сидор Ковпак учеником второго класса. От лавки Фесак его не освободил, по-прежнему крутился в ней Сидор целый день. Вся разница, что мог теперь слушать учителя не под окном, а за партой.
А вокруг Сидора — боже ты мой, нищета, темнота людская беспросветная, серость и нужда невылазные. Хоть и не видел подросток в жизни ничего лучшего, как ни привычно все было с рождения, но все же, бывало, глянет вокруг, и сердце зайдется. Тяжко, невыносимо темно и убого жили потомки вольных запорожцев. А тут еще то и дело пожары. Слобода горела много раз, а нищета, скученность, обездоленность — первые помощники любому бедствию. Чуть что — и вот уже Котельва в море пламени, ведь все вокруг, за малым исключением, деревянное. И гуляет себе огонь напропалую.
Котельве еще завидовали: шутка ли, она имела собственную пожарную команду! Так громко называлась пара захудалых лошадей да столько же бочек под воду, которые на свои нищенские копейки содержали сами слобожане. Заправлял командой все тот же Фесак. Правда, лично он тушением огня себя, конечно, не утруждал, дело опасное, на то есть мужики. Но вот командовать на пожаре любил. Когда Сидор подрос, хозяин переложил на его плечи хлопотные пожарные дела. Парень возражать не стал: сердце болело за людскую беду. Хоть и горько было на душе после каждого пожара, когда выгорало чье-то небогатое хозяйство, утешал себя мыслью, что хоть чем-то помог.
Шли годы, взрослел Сидор и все чаще задумывался: почему так несправедливо устроен мир? Вот Фесак, к примеру, на каждой ярмарке (а они устраивались в Котельве четырежды в год) набивает мошну по самую завязку. А взять Ковпаковых соседей, бедноту горемычную, да тех же отца и мать — Артема и Феклу: за ради гроша медного спины не разгибают от зари до зари. Батрачат в помещичьих экономиях до самых снегов. Только холода загоняют их под родную крышу, а то бы их почерневшие от каторжного труда руки и вовсе не знали покоя. А дома — полуголодная и раздетая семья… В одном из пожарищ сгорела и Ковпакова хата. После той беды с еще большей яростью кидался в огонь Сидор, зачастую рискуя собственной головой. Не раз и живые души спасал от пламени, и убогий бедняцкий скарб. Люди видели это, имя молодого Ковпака произносили между собой с уважением, знали к тому же: Фесаков приказчик честный, своего брата крестьянина не обманет, плохого товара не всучит, не обсчитает.
2 
