Глава 4

Лучи солнца нежно ласкали ее лицо, а бриз приносил запах соли и мускусно-мятный аромат, который у Лайзы уже прочно ассоциировался с Клэнси. Что-то легкое упало на ее колени, и она неохотно открыла глаза. Ее ноги покрывала синяя легкая рубашка, которая до этого была на Клэнси.

– Прикройся, – коротко бросил он. – У тебя слишком белая кожа, чтобы так подолгу загорать. Тебе надо было бы надеть брюки, а не шорты. Ты что, никогда не ходишь на пляж?

– Хожу, когда удается. Нью-йоркская зима предоставляет не много возможностей позагорать. – Медленно оглядывая Клэнси, Лайза подумала, что уж ему-то не приходится об этом волноваться. Его массивные плечи и спина были бронзовыми, как и лицо. Треугольник темных волос покрывал его грудь, сужаясь в узкую дорожку, исчезающую под поясом джинсов. Лайза представила, что проводит рукой по этим курчавым волосам, и ощутила покалывание в ладонях. Она поспешно закрыла глаза и постаралась переключиться. – А что, в Седихане очень жарко?

– Да, эта страна почти целиком расположена в пустыне. Но весной и в начале лета холмы выглядят очень живописно. – Лайза почувствовала на себе его взгляд и неловко подвинулась в шезлонге. После короткого молчания Клэнси сказал: – Спасибо, что согласилась сегодня поехать. Я боялся, что после того как я выставил себя таким ослом вчера, ты просто забаррикадируешься в своей комнате.

– Ну кто бы смог отказаться от прогулки на такой яхте? – с деланной легкостью сказала она. – Уж наверняка не такие соскучившиеся по солнцу люди, как я. Кроме того, у несчастной, жалкой узницы нет права выбора. Ты вообще мог перебросить меня через плечо и притащить сюда.

– Я бы так никогда не сделал.

Неужели в его голосе действительно прозвучала боль? Трудно поверить, что ей удается задеть такого гранитно твердого, невозмутимого человека, как Донахью. Но при этом он был слишком честен и слишком внутренне силен, чтобы скрывать свою уязвимость. Вчера, к своему полному смятению, Лайза обнаружила это.

Сегодня Клэнси делал все, чтобы избежать любой неловкости. Он был дружелюбным, обаятельным и почти отстраненным. Часы, проведенные ими на яхте, были такими же безоблачно золотыми, как солнце, льющееся на палубу. Лайзе вдруг захотелось загладить ту боль, которую она ему причинила.

– Я пошутила, – сказала она. – Я знаю, что ты не стал бы принуждать меня.

– Отлично. – Последовало долгое непринужденное молчание. – Можно задать тебе вопрос?

Лайза немного насторожилась.

– Давай.

– Почему ты вышла за него?

– Ты же видел фотографии Мартина. Он очень хорош собой… да просто красавец!

– Не понимаю. Мне казалось, что ты не из тех женщин, которые судят поверхностно.

– Но тогда я была именно такой. Боюсь, я отличалась непозволительной наивностью для своих двадцати шести лет. Я была единственным ребенком, и родители слишком оберегали меня от прозы жизни. Я выросла с сознанием того, что могу безмятежно плыть по течению до конца своих дней и все буду получать на серебряном блюдечке. Тогда я даже не думала, что пение – мое призвание, считая уроки вокала лишь приятным времяпрепровождением.

– И что Болдуин? – напомнил Клэнси.

– Я же говорю, что привыкла ощущать себя принцессой. Мне было уже двадцать шесть, а Прекрасный Принц почему-то не спешил появиться в моей жизни. И тогда я начала искать его сама. – Она горько улыбнулась. – Мартин идеально подходил на эту роль! Светловолосый, голубоглазый красавец, уверенный в себе, умный, образованный человек. И потом, он хотел держать принцессу в башне из слоновой кости. Несомненно, это был брак, заключенный на небесах.

  19