Последние отзывы

  147  

— Нечего на меня кивать, — сказала она. — Ты знаешь, что я об этом думаю.

— Мы не можем расстаться, — твердо сказал я, пытаясь взять брата за руку, но он вырвался. — Мы — семья, Тома.

— Мы тоже семья! — закричала миссис Амбертон. — И разве мы не приняли вас — вас обоих, когда вам некуда было идти? Вы ведь тогда были нам благодарны.

— Мы с этим покончили, — сказал я, до предела измотанный тем, сколько труда приходится вкладывать в такие простые планы. Я начал злиться не нее: ну почему она не желает помочь мне переубедить Тома? Мне в голову даже не приходило, что она любит мальчика. — Я все решил.

— Когда мы уезжаем? — спросил Тома: сдаваться он не собирался, но все равно желал знать, каковы планы. Я пожал плечами:

— Через пару дней. Может, раньше.

Он широко раскрыл глаза и в ужасе посмотрел на мистера и миссис Амбертон; нижняя губа у него дрожала, он старался не расплакаться. Я понимал, что он хочет что–то сказать, возмутиться моим решением, но он потерял дар речи.

— Все будет отлично, — сказал я. — Поверь мне.

— Ничего не будет отлично, — сказал он, давая волю слезам. — Я не хочу уезжать.

Я резко встал и посмотрел по сторонам. Мистер Амбертон сидел у очага, впервые в жизни не обращая никакого внимания на бутылку с виски, стоявшую на каминной полке, а его жена и мой брат обнимались, ища утешения друг у друга. Я почувствовал себя самым жестоким человеком на свете, хотя желал единственного — собрать вместе свою семью. Это было уже слишком.

— Мне очень жаль, — сказал я. — Но таково мое решение, и я его не изменю. Ты поедешь, хочешь ты этого или нет.

Луна была полная, и редкие, легкие облака проплывали мимо нее; я стоял в лесу, среди деревьев, вдыхая запах коры и нервно поеживаясь. Миновала полночь, и Доминик уже вышла из дома; она стояла на нашем обычном месте возле конюшен, но мне хотелось посмотреть на нее, не выдавая своего присутствия. То был самый длинный день в моей жизни и вот я бессмысленно затягиваю его, пока он не перетечет в следующий, а я готовлюсь ограбить своего друга, который стольким ради меня пожертвовал. Я смотрел на свою былую любовницу, размышляя, как наши жизни сложатся в Лондоне, когда мы станем богаты, — и несмотря на то, что я провел немало времени в ожидании этого дня, я не мог себе этого представить. Деньги ослепили меня. Триста фунтов. Достаточно, чтобы жить с комфортом, но слишком высокая цена за потерю чести.

— Вот ты где, — сказала Доминик, с облегчением улыбнувшись, когда я появился из своего укрытия и направился к ней. — Я уж подумала, что ты не придешь.

— Ты же знала, что приду, — раздраженно ответил я. Она погладила меня по руке.

— Ты замерз, — сказала она. — Все будет хорошо. Свои вещи я оставила вон там. — Она кивком показала на стену, возле которой стоял маленький саквояж. — Я не стала брать много, — добавила она. — Мы сможем купить все в Лондоне.

— Я поднимусь и возьму деньги, — пробормотал я, не желая вступать в светскую беседу, и тем более — обсуждать наше добытое бесчестным путем состояние. Я направился ко входу, но она пошла за мной.

— Я с тобой.

— Ни к чему, — сказал я. — Сам заберу.

— Я так хочу, — ответила она с фальшивой бодростью, точно считала это каким–то занятным приключением. — Я послежу.

Я остановился и посмотрел на нее. В лунном свете ее кожа светилась голубовато–белым; Доминик выдержала мой взгляд.

— Последишь окрест или за мной? — спросил я. — Что я, по–твоему, собираюсь сделать? Удрать в одиночку?

— Разумеется, нет, — покачала головой она. Повисла долгая пауза, Доминик сжала губы, пытаясь угадать мое настроение. — Я пойду с тобой, — твердо повторила она, вцепившись в мою рубашку. На сей раз я просто пожал плечами и пошел дальше. Возле двери я остановился, схватившись за шипастую изгородь, отделявшую прачечную от первого этажа, и посмотрел наверх, на крышу. Оттуда, где я стоял, она не казалась особо высокой, но я знал, что наверху мне придется непросто. Высота была футов тридцать, и отсюда мне казалось, что я легко могу влезть по стене, точно Ромео XVIII века.

— Идем, — сказал я, открывая дверь и вступая во тьму. В кухне было темно, я направился к лестнице, которая вела в комнаты прислуги. Доминик следовала за мной по пятам. Взяв ее за руку, я начал осторожно подниматься по ступенькам. На втором этаже на подоконнике стояла зажженная свеча; я остановился на миг, задумавшись, не взять ли ее с собой, но решил, что не стоит. Она немного освещала лестницу наверх, так что я мог без хлопот подниматься дальше. К несчастью, Доминик споткнулась, и если бы я не держал ее за руку, упала бы, наделав шуму.

  147