5

Арета Мэй Анджело открыла дверь трейлера, в котором жила, и взглянула на Примо так, словно от одного его вида ее тошнило. Дело в том, что он покинул ее семнадцать лет назад, но это не помешало ей и через семнадцать лет сразу же обрушиться на него с яростными упреками.

Скорчившись в фургоне, Ник мог слышать каждое слово, которые она швыряла в лицо отцу.

– Тебе чего надо? Грязный обманщик! Ты чего пришел сюда вынюхивать? Ты мерзавец и бездельник, так что убирайся отсюда. Ты слышишь? Бон!

Еще немного, и, кажется, она бы прокляла его навеки, но Примо что-то неубедительно пробормотал в оправдание, и Пик еще глазом не успел моргнуть, как женщина, осыпая Примо оскорблениями, втащила его в трейлер и громко захлопнула дверь.

Ник сидел в фургоне и размышлял над событиями прошедшей недели. Ему шестнадцать лет, почти семнадцать – и жизнь уже кончена. Кому он нужен? Уж точно никому. Вся его жизнь оказалась ошибкой.

Мэри и Примо. Его родители. Примо ему сообщил, что они с Мэри никогда по-настоящему в браке не состояли, потому что, когда они обменялись брачными обетами, он был женат на этой женщине. Примо Анджело был двоеженцем.

А если так, то что из этого следовало? Лично для него, Ника? Но думать об этом он не стал. Все равно.

Дождь уже не проливной, так, моросило, но изморось была просто ледяной. Ник свернулся в углу фургона, голодный, усталый и отупевший.

Через некоторое время в сопровождении женщины вышел из трейлера Примо. Толчком отворив дверцу, он сунул Нику грязное одеяло и сказал:

– Будешь спать здесь. Внутри нет места.

Женщина наклонилась вперед, чтобы его разглядеть. Ник заметил, что она темнокожая, почти черная. И, вздрогнув, понял, что она негритянка.

Утром дождь перестал. Ник, скорчившись, спал на двух передних сиденьях, когда его разбудил слабый скребущий звук. Через боковое окошко на него глазели два маленьких негритенка. Один из них скреб ногтем по стеклу. Заметив, что он проснулся, они бросились бежать.

При свете дня Ник оглядел окрестности. Фургон был припаркован среди лагеря, где стояло еще несколько трейлеров в отдалении друг от друга. Несколько тощих собак бродили вокруг, всюду была грязь, сорняки, а в стороне возвышалась огромная мусорная куча.

По сравнению с этим ветхий домишко тети Фрэнни в Эванстоне был настоящим дворцом. Он выбрался из фургона. В нескольких шагах от него сидели на корточках черные мальчуганы и глазели на него.

– Эй, – сказал Ник, – в чем дело? Они не ответили.

– Мне пописать надо.

Один из мальчиков указал на дощатую покосившуюся хибарку около мусорной кучи. Ник с трудом добрался туда, вошел и сразу же пожалел – вонь стояла невыносимая. Сделав что нужно, он поспешил к фургону, боясь, что сейчас его вырвет. В кармане он нащупал только тридцать пять центов. Да, не разживешься.

Прислонившись спиной к фургону, он размышлял о будущем. Хуже некуда. Он в незнакомом городе, торчит в лагере среди трейлеров-развалюх, а папаша опять сошелся с женщиной, на которой женат уже семнадцать лет, но об этом прежде никто не знал.

Один из мальчиков, красивый, ясноглазый, коричневый, словно шоколадка, неуверенно шагнул к нему:

– Вас как зовут, мистер?

– Ник, а тебя?

– Харлан. Мне десять. А вам?

– Шестнадцать.

– А что вы здесь делаете? Ник передернул плечами:

– Дурака валяю.

Через некоторое время, почесывая толстое брюхо, выбрался из трейлера Примо, в одном грязном нижнем белье. На небритом лице гуляла улыбка. Ник знал эту улыбку. Так отец улыбался, когда хотел сказать: знатно уложил ее, ну, разве я не молодец?

– Как спалось? – спросил Примо, словно они остановились на ночь в роскошной гостинице.

  11