Тут Вера стремительно рванулась к субтильному Ване, стоявшему посредине вестибюля в расслабленно-небрежной позе и презрительно слушавшему ее глуповатые речи. Чего умного может сказать девка-переросток?
Вера, сделав вид, будто хочет его сцапать, с силой хлопнула сильными ладонями у него над головой. Хлопок вышел таким громким, что охранник от неожиданности резво отпрыгнул на добрые полтора метра и с размаху ударился об стену. Потирая ушибленное плечо, отошел подальше, и стал с опаской следить за ее дальнейшими действиями.
Вера, нагловато ему подмигнув, непринужденно продолжала, сопровождая свои слова выразительными жестами:
– Дальше взвалить его на плечо, утащить в свой дом или в кусты, это без разницы! Если мужчина при этом не вопит и не зовет на помощь, значит, попался героический экземпляр. Так сказать, настоящий мужчина! Ну, а дальше с ним можно делать всё, что захочется, особенно если удастся окольцевать. Можно его дрова рубить заставить или суп варить. В крайнем случае, использовать для интимной жизни, если попадется годный для этого индивид, конечно, это ведь в наши дни такая редкость! Это уж кому что надо. Я вот, например, хочу…
Марья Ивановна сокрушенно покачала головой и твердо перебила:
– Ты уж не объясняй всем, чем хочешь с мужиками заниматься!
Вера задумчиво посмотрела на нее и согласно кивнула головой.
– Ладно, пусть это останется моей маленькой тайной! Но тут есть загвоздка – вот, к примеру, Ванечку, – она снова резко наклонилась в сторону бедного парня, тот рефлекторно рванул в сторону и тем же плечом врезался в стену, зашипев от боли и затряся головой, – я, к примеру, унесу без проблем!
Иван побагровел и кинул в сторону мучительницы затравленный взгляд, но предусмотрительно промолчал. Как бы не спровоцировать агрессоршу на более решительные действия! Повернувшись к старшему охраннику, та с укоризной сказала, будто обвиняя его в каком-то непотребстве:
– А вот вас, Василий Егорович, вряд ли. Уж больно вы упитанный!
Тот озадаченно с ненужной силой хлопнул себя по бокам, издав при этом странный хруст. Вытащил из кармана изувеченную пачку сигарет «Прима» и злобным взглядом окинул нахальную особу. Та, не обращая внимания на подобные мелочи, упоенно продолжала:
– Придется мне звать на помощь Марью Ивановну…
Та от подобного нахальства замерла, растерявшись и сразу не сообразив, что сказать. Вера потерла лоб, как от напряженной умственной работы и раздумчиво предложила:
– Хотя и в этом случае возникают проблемы: ну, утащим мы вас на пару, то есть создадим общую собственность, а дальше-то что с вами делать? Как делить? Вдоль или поперек? – Она повернулась к порозовевшей от смущения женщине и нарочито наивно поинтересовалась: – Вы какую часть у мужчин предпочитаете, Марья Ивановна? Верхнюю или нижнюю? Что больше любите – поговорить или как?
Та окончательно рассердилась и с силой махнула в ее сторону пухлой рукой.
– Замолчи, балаболка! Лишь бы болтать! Тебя бы вдоль и поперек! Розгами! Да вот только некому! Кто бы решился такую дылду хоть раз в жизни выпороть!
Вера озарено закричала, не слушая больше Марью Ивановну:
– Какое мудрое решение! Верно, пилим на четыре части: вдоль и поперек! И каждый берет себе поровну! Немножко верха, немножко низа! Немножко правого, немножко левого! Всё по-честному!
Марья Ивановна схватила девушку за руку и вытащила на улицу. Задыхающаяся от смеха Даша вышла следом. На прощанье услышала испуганный голос Вани:
– И распилит ведь, Василий Егорович!
Старший охранник смотрел им вслед остановившимся взглядом, как будто уже чувствовал на своем теле зубья безжалостной пилы.
На следующее утро заморосил мелкий противный дождь. Золотая осень кончилась. Ранним утром Даша достала из шкафа демисезонные куртки себе и Маше. Отвела дочку в детский сад и вернулась домой, разрешив себе немного отдохнуть. На работу можно было не спешить – вечером ночная смена. День прошел как никогда спокойно – она даже в доме прибирать не стала, и без того было чисто.
В шесть часов из командировки вернулся Валерий, как раз к дежурству, чем изрядно ее порадовал. Пришлось бы идти на поклон к свекрови, упрашивать, чтобы посидела с Машей, а потом еще и отвела ее в садик. Нина Андреевна согласилась бы, конечно, предварительно выговорив снохе о неспособности той справляться с жизненными трудностями, и лишь потом с гордым видом благодетельницы осталась с ребенком, считая невестку по гроб жизни своей должницей.