Последние отзывы

  37  

— Но вы уже давно встречаетесь, или я ошибаюсь?

— Послушай, — перешла в наступление Либерти, не желая вступать с матерью в дискуссию на тему личной жизни, — раз уж начался вечер вопросов и ответов, могу я тебя тоже кое о чем спросить?

«Приехали», — подумала Дайан и набрала полную грудь воздуха, подготавливая себя к неприятным расспросам.

— Конечно, — сказала она, сохраняя спокойствие. — Я давно хотела с тобой поговорить.

— Хотела? — не поверила Либерти.

— Да. В последнее время мы совсем не видимся.

— Это не моя вина.

— Что ж, — осторожно проговорила Дайан, боясь рассердить дочь, — в последние два раза, когда мы назначали встречу, ты сама ее отменяла.

— Я очень занята.

— Понимаю, но…

— Мама, — перебила Либерти, твердо решив сегодня докопаться до правды, — ты не думаешь, что мне пора знать, кто был мой отец? Я больше не могу делать вид, что это неважно и что меня не волнует, что мы никогда не поднимаем эту тему. Ты сама понимаешь: мне надо это знать.

Ну, вот. Она свое сказала. Теперь слово за мамой. Дайан присела на край дивана и глубоко вздохнула.

— Либби, есть причина, почему я тебе об этом никогда не рассказывала, — сказала она, прикусив губу. — Это… это трудно.

— Мама, что тут трудного? Я имею право знать.

Дайан молча кивнула.

— Я очень долго считала, что это Леон, — продолжала Либерти. — Потом до меня дошло: этого не может быть! У него слишком темная кожа, как у тебя. Тогда я стала думать: кто я? Черная, как ты мне всегда твердила? Полукровка? Кто я, мама? Ты не можешь больше от меня скрывать. Мне девятнадцать лет. Ты сама знаешь: пора.

— Когда я ушла из дома, мне было меньше, чем тебе сейчас.

— Эту историю я слышала тысячу раз, — нетерпеливо перебила Либерти.

Короче, я сошла с автобуса в Нью-Йорке с двумястами долларами в кармане и с заоблачными амбициями. — Дайан сокрушенно вздохнула. — Семнадцать лет, а воображала, что стану новой Анитой Бейкер.

— И стала бы, если бы не загубила свой талант.

— Нет, не стала бы.

— Нет, стала, — твердила Либерти. — Ты хорошая певица. Этот талант у тебя никто не отнимет.

— Талант… Так, талантишко.

— Зачем ты сама себя вечно унижаешь? — возмутилась Либерти. — Я помню, как ты меня привела в тот джаз-клуб. Ты пела потрясающе.

— Да что ты понимала-то? Тебе лет семь было. Или восемь.

— А по-твоему, откуда взялся мой талант?

— Либби, из моего таланта так ничего и не вышло, — сникла Дайан.

— Это оттого, что ты его предала.

— Нет, не так. Это меня жизнь предала. Я много лет таскалась по ночным клубам и студиям грамзаписи, прежде чем понять: ничего из меня не выйдет. К тому же надо было о тебе подумать.

— Прости, — оскорбилась Либерти. — Я не просила производить меня на свет.

— Прекрати. Ты же знаешь, я не это имела в виду. Я всегда любила тебя, Либби, но настал момент, когда дела пошли совсем туго. Тебе было почти девять, и в один прекрасный день я поняла, что нам просто необходима какая-то стабильность, а не борьба за существование, когда с трудом сводишь концы с концами и никогда не знаешь, будет ли у тебя, чем заплатить за квартиру.

— Тогда почему ты не вышла замуж за какого-нибудь ухажера? Насколько я помню, у тебя в них недостатка не было.

— Да, не было, и все как один оказались неудачниками. Мне предложили постоянную работу, и отказаться от такого предложения было грешно. Я согласилась и пожалела об этом ровно один раз — когда мне пришлось отправить тебя к тете Арете.

— Из-за мистера Даймонда, — бесстрастно поддакнула Либерти. — Старый мерзавец заставил тебя меня отослать.

— Нанимая меня на работу, мистер Даймонд предупредил, что не потерпит в доме ребенка. Я обещала, что тебя и слышно не будет.

— Отлично! Ребенок-невидимка.

— Либби, ты была своенравная девочка. Я не могла за тобой следить денно и нощно. При каждом удобном случае ты начинала обследовать дом.

— А чем еще мне было заниматься, мама? — вспылила Либерти. — Мне же совсем не с кем было играть, район не тот. Ты оторвала меня от друзей и отдала в шикарную новую школу, где меня так и не приняли.

— Ты сама перешла границы дозволенного. Когда мистер Даймонд обнаружил тебя спящей в его постели, он пришел в ярость. Я ничего не могла поделать.

— Нет, могла, — возразила Либерти, сверкнув глазами. — Ты могла уволиться.

— Ты меня слушаешь или нет? Нам же надо было на что-то жить. Интересно, как бы ты справилась на моем месте — с ребенком на руках и без каких-либо перспектив?

  37