167 
– Я хотел бы знать причины.
– Я не могу говорить о них. Они тебя не касаются.
– Не касаются? Но ведь именно меня ты не хочешь видеть.
Она вспыхнула.
– Да, это было безумием с моей стороны. Я имею в виду, что это не из-за того, что ты что-то сделал или не сделал. Причина целиком во мне.
«Она не искала извинений, – подумал Джош, – еще одна причина восхищаться ею».
– Ты знаешь, я бы помог тебе, если это в моих силах.
– Я знаю. Спасибо. Никто не может мне помочь, я же сказала, причина во мне.
– И ничего нельзя изменить?
– Ничего.
– При любых обстоятельствах? Навсегда? Вечно, как пустыня?
Она снова покраснела.
– Может показаться, что я преувеличиваю, что я слишком эмоциональна или иррациональна, но мне нужно справиться с этим, и это очень сильно, и никто не может судить об этом.
– Да, верно, – быстро сказал Джош, – это было самонадеянно с моей стороны. Но ты знаешь, ведь это касается и меня тоже.
– Ты здесь ни при чем. Ты поступишь так же, как если бы кто-то отобрал у тебя фонд для твоих раскопок. Ты бы нашел тогда другого спонсора.
Он был поражен этой жестокостью. Неужели она, действительно, считала его таким пустым, способным переходить от одной женщины к другой с таким же хладнокровием, как при поиске спонсора? Но потом подумал, почему бы не посмотреть на это непредвзято и расчетливо, как Анна. И понял, что она права. Джош мог бы найти еще кого-нибудь. Что бы между ними ни было, это не зашло настолько глубоко, чтобы изменить его жизнь и еще меньше, чтобы превратить его в монаха.
Она могла бы изменить его жизнь, если бы дала ему больше времени, но не допустила, чтобы это случилось. И потом он подумал о ней и понял, что жестокость ее слов обернулась скорее против нее, чем поразила его. Она предпочла остаться в одиночестве, потому что было нечто настолько сильное, что она не могла побороть, в то время как Джош нашел бы себе новую подругу. И если они так мало времени провели вместе, то на их жизнях осталась бы лишь небольшая морщинка, не более чем рябь на озере Дифленс Лейк, когда вдруг плеснет хвостом форель.
Джош обошел машину и открыл дверцу со стороны, где сидела Анна. Когда она встала рядом с ним, он взял ее руку и прежде чем та успела остановить его, поцеловал ее в щеку.
– Ты необыкновенная женщина, Анна. Я хотел бы, чтобы мы проводили больше времени вместе. Желаю тебе счастья.
Она постояла на тротуаре, пока мужчина не отъехал, глядя, как его машина заворачивает за угол.
Анна чувствовала пустоту в душе. Как будто сгущалась темнота. Раньше вечер был светлым и тихим, теперь он казался пасмурным и поднялся ветер. «Собирается дождь», – подумала она. Вошла в дом, поздоровалась со швейцаром и поднялась в лифте на свой этаж. «Мне жаль», – сказала она про себя, открывая дверь. Анна прошла в свою гостиную и свернулась клубом в кресле у окна, не включая света. Она была у себя дома, она была одна, она была спасена.
«Спасена», – подумала она. И потом осознала, что плачет.
Кит стоял в толпе, окружавшей высокую нарядную елку, ему слегка задувало снег за воротник, рукой он обнимал Еву за хорошенькую шейку.
– Когда же они зажгут эту чертову штуку? – спросил он.
Говорят, в пять часов, – ответила Ева. – Ты замерз?
– Мне надоело. С ума сойти.
– А мне нет, это так интересно. Наверное, потому что я здесь впервые. Здесь так мило, все эти люди, тысячи людей...
– Две-три сотни, – сказал Кит.
– И снег, и украшения на фонарях и огни в доме Форстмана с такими прелестными кружевными занавесками на окнах... как на рождественской открытке. Я думаю, для тебя это слишком романтично. Ты не очень романтичный человек, Кит.
– Я романтичен по отношению к тебе, – бездумно сказал он. – И попозже я докажу это тебе.
– Я имею в виду не такую романтику. – Губы Евы сжались. У нее были свои представления о мире. Она работала в двух местах: официанткой на время завтрака и обеда, и барменшей вечером, и мечтала о больших городах, лимузинах, шелках, мехах, о квартирах на крышах небоскребов. И о любви.
– Романтика – это сидеть и говорить обо всем, строить планы, целоваться и обниматься. А тебе только бы лечь в постель.
– Всем счастливого Рождества, – сказал майор. – И счастливого нового года! – Он нажал на кнопку и елка засверкала огнями. Толпа зааплодировала, группа школьников начала петь «...ангелы поют...», и Кит повернулся, чтобы уходить.
– Правда чудесно? – грустно спросила Ева. – Так красиво... как на картине. Кит, посмотри!
167 
