очень нудно 
8 
– Привет, – громко произнесла Бренда, протягивая руку. – Бренда Кушман, – напомнила она Элиз, когда та кивнула в ответ.
– Похоже, они начинают, – сказала Элиз, и три женщины пошли вперед.
Анни открыла дверь салона Д. Элиз вошла первой, а Анни отступила в сторону и пропустила Бренду, которая едва не задела широкими бедрами за дверной косяк. В тысячу первый раз Анни пожалела, что ей никак не удается заставить Бренду заняться лечением ожирения или вступить в анонимное общество по борьбе с перееданием. Она подсунула ей экземпляр книги «Голодание ради любви: женщины и привычные нарушения режима питания». Бренда ничего на это не ответила, но послала Анни книгу «Полнота, феминистский вопрос».
Салон Д был плохо освещен и почти пуст.
– Я же сказала, что мы слишком рано придем, – зашипела Бренда, но на самом деле было уже пять минут одиннадцатого.
Анни принесла с собой карликовое японское дерево в горшке, которое растила сама и которым восхищалась Синтия. Но сейчас она не знала, куда его поставить. Стояла такая тишина, что любой шум или движение привлекли бы внимание. Она и Бренда последовали за Элиз и сели на свободные места.
Всей своей кожей, на что способны только любящие в присутствии любимых, она почувствовала, что Аарон где-то здесь. Анни осторожно осмотрелась. Да, он был здесь, с другой стороны часовни, впереди нее. Она знала, что он придет. Она ощутила сердцебиение, узнав его затылок: темные волосы, блестевшие так, как будто бы их тысячу раз расчесали, крепкая розовато-коричневая шея. Даже со спины Аарон казался более жизнестойким, чем другие люди.
Неважно, что он ее оставил. Неважно даже и то, что он попросил оформить развод. Любовь ведь нельзя перекрыть, словно воду в кране. Она научилась жить без него, но перестать любить его она не могла. Она все еще надеялась. Это был ее постыдный секрет, но это было так.
Она взглянула на Бренду и на Элиз. С первой муж развелся, вторую муж фактически бросил. «И я тоже покинутая женщина, как Синтия», – со вздохом подумала Анни.
Несколько женщин сидели в разных местах комнаты. Анни узнала некоторых. Впереди сидела женщина латиноамериканского происхождения, она тихо плакала. Это была единственная женщина с мужем. Кроме него и Аарона, в комнате находились только женщины. Как ужасно для Синтии уйти из жизни без мужского внимания. Через некоторое время в помещение вошел пожилой мужчина, за ним молодой. Анни признала в первом юриста старинной юридической фирмы «Кромвель Рид», которая представляла интересы Синтии и ее семьи в течение нескольких поколений.
Всего в салоне Д набралось не более дюжины человек.
– Где мешок с дерьмом? – прошептала Бренда, и на секунду Анни показалось, что она имеет в виду Аарона. Она кивнула головой в его сторону.
– Не этот. Я имею в виду урода Синтии.
Анни увидела, что веки Элиз вздрогнули, но она и сама не знала, где Джил. Возможно, он был в притворе. Гроб покоился на задрапированном возвышении. Единственными цветами были красные розы. «Как ужасно все, – подумала Анни. – Синтия ненавидела красные розы. Боже, я могла бы, по крайней мере, позаботиться об этом». Она поставила свое карликовое японское деревце на пустое сиденье рядом с собой. Семья Синтии должна была бы получше подготовить все.
«Да, но кто же остался в этой семье? – спросила она себя. – Ни живых родителей, ни живых детей, ни уцелевшего брака. Был брат Синтии, Стюарт Свонн. Где он? Хотя он не разговаривал с Синтией последнее время, но, несомненно, захотел бы проститься, Анни достаточно хорошо его знала. – Да, и была еще тетушка, тетушка Эсме. Но я даже не знаю, жива ли она». Она вспомнила шепот Синтии в больнице: «Моя мать меня никогда не любила». Возможно, и никто не любил. Глаза Анни наполнились слезами. Да, это была трагическая потеря.
Вновь Анни ощутила свое одиночество. Она скучала по Синтии, по своим сыновьям, по Аарону. Вскоре она будет скучать по Сильви. Она думала, что ей удалось пережить боль разлуки, но смерть Синтии открыла все раны.
В это время Анни увидела, что очень бледный, убеленный сединами человек в темном церковном облачении вошел в боковую дверь и вступил на возвышение. Его вид соответствовал сану его высокопреподобия, и он сразу стал говорить надгробное слово, изобиловавшее общими фразами. Дни человека сочтены от его рождения, а Царствие Небесное и наши добрые дела останутся после нас. Ни слова о жизни Синтии, о ее замечательном саде, о ее щедрости, о Карле. Фактически он только один раз назвал ее имя. В остальных фразах она была «преставившаяся». Создавалось впечатление, что он забывает ее имя, боится неправильно назвать его. Ну, Джил, конечно, обязательно скажет что-нибудь личное в своем прощальном слове. Развод был болезненным, унизительным, громким, но он должен что-то сказать.
8 
