Последние отзывы

  104  

Возвращаясь назад, в дом родителей Петра, мы очень спешили. Небо, казалось, просыпается и вот-вот разродится новым дождем. Одинокие капли уже падали вниз, на землю.

Мы только-только успели забраться на крыльцо и остановиться йод козырьком перед дверью, как пошел дождь.

Это осень, думал я. Она теперь будет держать нас под домашним арестом. В чужом доме мы будем мысленно зачеркивать числа и дни недели. Я буду ждать телефонного звонка, после которого мы сможем перебраться под киевский домашний арест. Нет, в Киеве все будет проще. Во-первых, у меня дома есть зонтик. Мы купим еще один и будем гулять под дождем. А может, дождь к тому времени прекратится? Тогда можно будет слушать шелест золотой осени под ногами…

Старик снова включил телевизор. Сам он сидел с газетой в руках. А старушка Ольга Мыколаивна возилась на кухне. За окном бесконечный дождь создавал иллюзию вечера.

Когда же вечер наступил и мы поужинали, я спросил у старушки, могу ли я перебраться в комнату к Гуле, раз Галя уже уехала.

Ольга Мыколаивна строго посмотрела на меня.

– Вы вэнчани чы распысани? – спросила она, – Нет.

– Тоди як можна? Цэ ж нэ по-людськы. Що Гулин батько скажэ?

Я тяжело вздохнул, понимая, что продолжать этот разговор можно сколько угодно, но результат будет один.

– Нэ сумуй, – улыбнулась старушка. – Якщо ты Гулю любиш, и вона тэбэ любыть, то можэтэ и потэрпиты!

Когда я поделился грустной новостью с Гулей, она рассмеялась.

– Ты чего? – спросил я.

– Точно, как у нас.

– А что, у вас разве венчаются?

– Нет, сейчас расписываются… в ЗАГСе… Венчаться красивее. Я, когда в Алма-Ате училась, по телевизору видела…

Я понимал, что не смогу жить в одном доме с Гулей и расставаться с ней по ночам. Все мои ночи тогда превратятся в один сплошной кошмар. Я буду обнимать подушку, слушать дождь и ощущать холод одиночества, от которого не избавят и несколько пуховых одеял. Нет, я просто свихнусь!

«Что тебе мешает обвенчаться здесь, в Коломые? – спрашивал я себя. – Нет, ничего не мешает… Что для этого нужно? Церковь и обоюдное желание».

– Давай обвенчаемся, – предложил я Гуле.

Она не ответила. Только улыбнулась широко, прикрыв свои раскосые глаза.

Видимо, представила себе наше венчание. Потом подалась вперед, обняла меня.

«Ладно, – думал я вечером, ложась на диван в гостиной. – Еще одну ночь потерплю, а завтра с утра начну действовать».

Ночью, проснувшись от какого-то шума, я выглянул в окно и снова увидел на улице напротив дома машину, в которой кто-то сидел, только в этот раз у него в руках была не книга, а газета.

Проснулся когда часы показывали полседьмого. Встал, оделся и заглянул на кухню. Ольга Мыколаивна закручивала трехлитровку огурцов.

– О, ты вжэ встав! – обрадовалась она. – Доброго ранку!

– Доброго ранку! – ответил я. – Ольга Мыколаивна, мы бы хотели с Гулей обвенчаться… Тут, в Коломые.

– А чого ж ни! – Глаза у старушки загорелись. – У нас така гарна цэрква тут! Трэба тилькы зи свящэн-ныком поговорыты, цэ ж вин ришае! Можэмо разом питы… писля обида.

Словно добрый знак, после обеда на небе ненадолго появилось солнце. Мы втроем с Ольгой Мыколаивной отправились в дорогу. В воздухе все еще пахло дождем, и улица была мокрая. Мы шли вдоль частных домов, вдоль разноцветных заборов.

– Цэ тут рядом, нэдалэчко, – говорила старушка. – Отут щэ хвылын пъять…

Вскоре впереди над дорогой вырос синий купол. Дорога вместе с домами и огородами немного поднималась на холм, и мы поднимались по ней. Перед нами выросла небольшая кирпичная церквушка. На макушке синего купола золотом отливал крест.

Дорога останавливалась перед воротами, ведущими во двор церкви Двор был небольшой."Слева и справа от церковных ворот стояло по деревянной скамейке.

Слева виднелся колодец. К нему вела отдельная выложенная кирпичом дорожка.

Дальше, за колодцем, стоял одноэтажный дом, крытый красной черепицей.

– Туды, туды нам трэба! – показала на дом Ольга Мыколаивна. – Там наш батюшка Олэкса жывэ.

Батюшке было лет тридцать с лишним. Худощавый, с длинными волосами, стянутыми сзади резинкой, и высоким с залысинами лбом. Встретил он нас радушно.

Усадил на старую тахту в гостиной, сам присел на стул рядом и всем видом показал, что готов слушать.

– То друзи мого сына, – сказала ему старушка. – Обвинчаться хочуть…

– Хрэщэни? – спросил, глядя на меня, батюшка Олекса.

  104