25

Киевская область. Макаровский район.

Село Липовка. Утро

– Это она тебе отомстила! – твердила Ирине поутру мама, услышав о том, что произошло с дочкой предыдущим вечером. – Собирайся, езжай! Извинись перед нею и скажи, что дурь на тебя нашла!

Ирина отрицательно мотнула головой. Голова от этого движения немного закружилась. Она посмотрела на свой электронный будильничек, который утром не пищал. Не пищал потому, что отключила Ирина ему вечером эту функцию. Положила на тумбочку деньги, полученные от Егора. Придавила их будильничком, но перед этим сделала свой будильничек немым.

– Он тебе каждую неделю деньги давать не будет! – продолжала мама. – Нашла на мужика жалость, вот и дал! Сам, наверно, всю ночь проворочался, об этих деньгах думая! Дармовых денег не бывает! Да и за что тебе их давать?!

Ирина смотрела теперь на деньги, на сотенные купюры, стараясь не слушать маму. А тут еще Яся проснулась. Заплакала. И поняла Ирина, что уже десятый час! Что спала она долго и глубоко, и ее маршрутка уже давно до Киева доехала и обратно вернулась. А значит, никуда она сегодня не поедет. И рукой, ладонью, дотронулась она поочередно до своих полных грудей. И взяла проснувшуюся дочурку на руки. Задрала шерстяную блузку, надетую на голое тело. Поднесла Ясечку ротиком к соску и тут же почувствовала крепкие и горячие дочуркины губки – словно ожог.

А за окном солнце светило и играло лучами на намерзшем на оконное стекло узоре.

– Я с ней на улицу схожу, – произнесла Ирина, опустив взгляд на ребенка. – Я с ней давно на улицу не ходила. А тут как-то душно!

На эти слова мама подарила своей взрослой дочери горький, разочарованный взгляд.

– Ты думаешь, шо за мою пенсию мы с жизнью справимся? – сказала она напоследок. Поднялась и вышла из комнаты Ирины.

Зашла мама к себе, включила телевизор и, сделав звук погромче, ушла на кухню.

Странно, но непонятно о чем сообщавший дикторский голос привнес мир в их небольшой домик. Ирина отняла Ясю от левой груди. Перевернула на другую сторону головкой и поднесла к правой.

Минут через пять губки Яси расслабились, и она отпустила сосок.

– Спит! – тихонечко прошептала Ирина.

Опустила Ясю на кровать, прикрыла одеялом.

А сама накинула пальто и вышла в тапочках во двор. Морозный воздух обжег голые лодыжки. Зашла за дом, к вечно открытому сараю. Рядом в хозблоке шумели куры. Ирина заглянула и туда, просто так, из любопытства. Три месяца она жила по какому-то дикому графику. И теперь, когда первая маршрутка на Киев ушла без нее и она застала поздний зимний рассвет в своем доме, ее распирало непривычное детское любопытство. Словно, пока ее не было, все играли в увлекательную игру. А она эту игру пропустила. И теперь, когда все игравшие разошлись по делам или по домам, просто осматривала место пропущенного веселья.

В какой-то момент Ирина забыла, зачем она шла в сарай. Все-таки материнство обостряет инстинкты, но отупляет мозги. Эту фразу она уже слышала несколько раз, но не помнила, от кого.

– А! Старые санки! – припомнила она.

Дверь в сарай открылась со страшным скрипом. Отец никогда не смазывал петли дверей. Говорил, что сами воры испугаются, если двери громко заскрипят. Может, действительно из-за этого их ни разу не обокрали, в то время как соседи о кражах в их селе сообщали чуть ли не каждый день.

Пробравшись мимо поленницы, сложенной под левой стеной сарая, Ирина забралась в дальний угол, где стояли два старых велосипеда «Украина» со спущенными шинами, а над ними на вбитом в стенку гвозде висели санки с железными полозьями и деревянной спинкой. Ирина аккуратно сняла их с гвоздя и вынесла во двор.

Через полчасика она уже везла спящую, укутанную в теплое одеяло Ясю на саночках по замерзшей дорожке, ведущей на околицу села, к сосновому лесу. Она помнила, что там есть невысокая горка, с которой она с подружками часто спускалась на санках. Конечно, Яся еще слишком маленькая, чтобы радоваться санкам и горкам. И грудь, налитая молоком, давит, болит. Но они сейчас прокатятся, понесутся вдвоем с горки ее детства.

  33