Глава 7

Уэствудская мемориальная больница Суббота, третье ноября

– Пожалуйста, чуть-чуть посторонитесь, мистер Тесье…

Иллюзорная попытка доктора успокоить Чейза была обречена на неудачу, потому что отчаянное гудение сердечного монитора над постелью Кассандры внушало не больше спокойствия, чем орава докторов и сестер, собравшихся в палате. Чейзу и Хоуп пришлось выйти. Правда, ушли они недалеко, за стеклянную стену палаты.

За последние два дня Чейз обогатился знанием многочисленных медицинских терминов, которыми поделился с Хоуп.

Но теперь, улавливая обрывки разговоров медицинского персонала между собой, долетавшие до них из-за стеклянной стены, они замечали, что среди уже понятных им терминов появились другие, незнакомые и потому внушавшие особую тревогу. Выяснять значение этих слов у врачей не было ни времени, ни возможности.

– У нее брадикардия – пульс упал до двадцати.

– До двадцати?

– Может быть, попробовать атропин?

– Уже попробовали. Не действует.

– Ладно. Тогда попробуем изупрел.

Новые пугающие слова произносились столь угрожающе, что не понять их общий смысл было невозможно, и это составляло чудовищный контраст с неизведанными словами и чувствами, пробудившимися во время столь памятного разговора в поздний час ночи…

С того вечера они виделись только урывками, мимоходом.

Чейз казался очень занятым – ему было явно не до нее. Надвигался сбор урожая, и только Чейзу было дано решать, когда его начать. Но все же всякий раз, стоило их пути пересечься, Кассандра замечала, как стремительная походка Чейза замедлялась, а серые глаза останавливались на ней. Взгляд их был пытливым и проникновенным, будто единственным, что его волновало в эту минуту, была она.

– Кэсс, – приветствовал он ее.

– Чейз, – отвечала она ему в тон.

– Что там делают эти типы из Голливуда?

– Пока что они не потоптали виноградники и не покалечили ни одной бочки.

– Так вы за ними присматриваете?

– Конечно, присматриваю, только моя роль незначительна; зато Хоуп их, несомненно, зачаровала.

– Хоуп?

– Николь Хэвиленд не сводит глаз с ее волос. Эта алчная мисс хотела бы завладеть ими. Ее восхищает все – их длина, волнистость, цвет, блеск. Она добивается от Хоуп, чтобы та назвала ей имя своей парикмахерши, призналась, откуда получает такую удивительную краску цвета корицы. Естественно, я посоветовала не говорить правды, поводить ее за нос и заставить помучиться, но вы ведь знаете Хоуп. Она так неисправимо честна…

– В отличие от тебя?

Чейз сказал ей «ты», а не «вы». «Ты» предназначалось для близких друзей, для страстных любовников, и в течение десяти дней Кэсс купалась в этом сознании. К тому же чувства ее подогревались невероятной жарой, поднимавшейся от земли, от дороги, от дозревавших на солнце кистей винограда, от ветра, приносящего их аромат, от реки, от роз, даже от лунного света, обычно прохладного, но теперь, как ей казалось, распространявшего жар.

Чейз был в отъезде в тот августовский день, когда Кассандра отправилась в его офис, куда он иногда приглашал ее читать книги по виноградарству и смотреть видеофильмы.

Она как раз закончила просмотр основательно сделанного фильма о методах изготовления шампанских вин, когда появился он – небритый, усталый, с тенями вокруг глаз.

– Кассандра!

– Чейз!

– Я только что вернулся.

– И как себя чувствуют виноградные «стада» на севере?

В его усталых серых глазах вспыхнули искры.

– Им потребуется еще некоторое время, чтобы нагулять жирок на отличных пастбищах. А как кассеты? Помогли?

– Да, благодарю вас. Очень помогли.

Трудно было не заметить, что свою ответственность за виноградники он принимал близко к сердцу, но беспокойство его, как она тотчас же догадалась, не имело никакого отношения к усталости, как и к способности определить, насколько совершенного вкуса и сладости достигли плоды виноградников Тесье.

  28