Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
53 
Когда Харитонов вернулся в дом, Григорий все еще читал письма. В его глазах блестели слезы. Услышав шаги, он обернулся и, горестно глядя на вошедшего, сказал:
– Вот, новости узнал… оказывается, мои мать, старшая дочь и Сталин умерли… и недавно мы запустили в космос какой-то спутник, и в Москве прошел всемирный карнавал… а здесь ничего не меняется… ничего! Как же мне им письма отправить-то, с ответами?! А?
– Пойду я завтра, так захвачу с собой, – предложил присевший за стол Василий. – Если какой городок с почтою будет по пути – так и отправлю сразу.
Григорий кивнул, опустив взгляд на лежавшие перед ним послания.
– А чего уходить хочешь? – спросил.
– Надо. Приказ, – тихо ответил Харитонов, на что хозяин еще раз кивнул.
Прошло еще некоторое время, прежде чем Григорий, отложив непрочитанные письма на завтра, потушил керосиновую лампу и полез спать на печку. Василий решил устроиться на лавке, освободившейся после ухода Петровны.
– Ну, ничего, – проговорил с печки хозяин, – запасы пополнились, я тебе завтра прощальную заутреню устрою, и с собой возьмешь, что в вещмешок влезет…
– Спасибо, – ворочаясь на жестковатой лавке, сказал Харитонов. – Доброй ночи.
– Доброй… – зевнул Григорий.
Ночь за окном еще не наступила, и вечерний свет, лившийся с освещенного луною неба, проникал в комнату и рождал слабые, едва заметные тени.
Харитонов уже спал, захваченный чужим, полученным им, видимо, по ошибке, сном. В этом сне незнакомые Харитонову люди что-то праздновали, разговаривая на непонятном иностранном языке, и лишь голос светловолосого парня, не сводившего взгляда с горящих на торте свечей, о чем-то напоминал.
Этот сон длился очень долго. Гости чинно сидели за столом, медленно ели, пили вино, потом дружно дули на свечи, пока все они до единой не потухли, и вдруг в наступившей темноте что-то загрохотало так, что задребезжали стекла широких окон и сверкнувшая молния осветила на мгновение испуганные бледные лица гостей и такое же бледное, но совершенно спокойное лицо светловолосого парня. При отблеске же второй молнии на лице парня появилась холодная улыбка.
Харитонов заворочался на лавке и тут его слух вновь наполнился грохотом. Он приоткрыл глаза и увидел за окном красное зарево. Сон мгновенно прошел, Василий встал и вышел на крыльцо. Григорий был уже там – стоял, безвольно прислонившись к дверному косяку.
– Что это? – спросил Харитонов.
– Война… – буркнул, как сплюнул, Григорий.
– Опять?!
Следующий снаряд разорвался метрах в двухстах от дома между лесом и взлетной полосой. Комки земли забарабанили по крыше.
Харитонов пригнулся. Григорий остался недвижим. Он только головой повел в сторону взрыва.
Буквально сразу же грохнул следующий выстрел, и снаряд разорвался на взлетной полосе.
– Да они же в нас стреляют! – полушепотом выдавил из себя Харитонов.
Григорий отшатнулся от дверного косяка и сел на деревянные ступеньки крыльца.
– Теперь покуда все снаряды не расстреляют – не успокоятся, – мрачно проговорил он.
Обстрел продолжался почти до рассвета. Еще несколько снарядов вспороли бетонную полосу, несколько разорвались в лесу за домом, но хозяин и Харитонов, никуда не спрятавшись, провели всю ночь на крыльце. Лишь когда стрельба затихла, а вскоре за наступившей тишиной над тайгой приподнялось солнце, они вышли на полосу и молча зашагали по ней, рассматривая глубокие воронки и обломки бетонных плит. Пройдя чуть дальше, они увидели, что от памятника «Всем погибшим» осталось лишь несколько обгоревших бревен и обломок трубы русской печки.
– Всё! – горестно выдохнул Григорий. – Ничего не осталось…
Он развернулся и пошел обратно к дому. Василий пошел следом. Он не хотел догонять хозяина, которого ему было чрезвычайно жалко. Что пользы от словесного сочувствия, когда почти осуществившаяся мечта превращается в прах?!
Зайдя в комнату, Харитонов застал Григория за смазкой автомата.
– Я им со мною повоюю… – приговаривал Григорий, прочищая шомполом ствол.
– Так ведь неизвестно, кто это из пушки стрелял, – сказал Харитонов. – С кем же ты воевать будешь?
– И те и другие хороши! – не оборачиваясь, зло проговорил Григорий. – И те, кто пушку им сбросил, – тоже сволочи! Знал бы, что так будет, я б лучше им свой продзапас отдал! А теперь что? Памятника нет, полосы, считай, тоже нет, в рытвинах вся… Больше мне тут делать нечего, остается только с ними воевать…
53 
