Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
142 
– Очень хорошо. Я больше не буду мучить тебя. Но прежде, чем я уеду, Фрэнсис… у меня есть известие о Лэнсе. – Она с тревогой посмотрела на него, словно угадав его чувства. – Мне очень жаль. Он мертв.
В английском платье она выглядела еще моложе. Элегантная одежда делала изящную фигуру еще соблазнительнее.
– Как жаль!
– Катрин тоже умерла. Он прислал мне письмо со своими беспомощными и дурацкими объяснениями. Они выпили яд. Он не мог жить с ней. Он презирал себя. После поражения Наполеона Катрин нечего было делать в России. Так что после многих миль горечи и взаимных обвинений они решили покончить с этим. Я нанес визит мисс Марш и сообщил ей о смерти Лэнса, но не сказал правды. Она немного поплакала, хотя на самом деле плохо знала его.
– Ты сказал ей, что он умер как герой?
– Думаешь, я должен был поступить по-другому?
Фрэнсис покачала головой.
– Нет, нет. Так лучше. – Она опустила глаза. – Мы не всегда должны говорить правду, так? Если это не вызвано милосердием или необходимостью. Спасибо, что рассказал мне. Вот все и заканчивается.
Сказать больше было нечего. Никакие слова не могли выразить его чувств. В английском голубом платье она была не менее прекрасна, чем в индийских одеждах.
– «Друг мой похож на серну или молодого оленя». Возьми свою свободу, Фрэнсис.
Он выскочил из кареты прежде, чем она могла передумать, прежде, чем он начал льстить, умолять или запугивать ее.
Доминик Уиндхем смотрел на него невидящим взглядом. Найджел сжал его локоть и оттащил подальше от кареты.
– Ты слышал? Увези ее. Доставь ее в Эссекс. А если ты все еще настаиваешь на дуэли, то можешь начинать. Это будет убийство, потому что я не намерен драться с тобой.
– Прости, – сказал Уиндхем. – Она любит тебя. Я не знал. Как ты можешь отпустить ее?
– Потому что я люблю ее, чертов дурак, – ответил Найджел. – А теперь, ради всего святого, увези ее.
Глава 21
Фрэнсис провела в Лондоне два дня. Лорд Трент выписал ей чек. Он также выдал небольшую ссуду, чтобы ей легче было начать дело. Она не будет принадлежать к высшему обществу, зато обретет свободу и чувство собственного достоинства, что гораздо важнее.
Уиндхем не стал сопровождать ее в Эссекс. Фрэнсис поблагодарила его за заботу, но заявила, что продолжит путешествие одна в нанятой почтовой карете. Она была рада вернуться в свой дом.
* * *
Яркие солнечные лучи пробивались сквозь листву деревьев, освещая фруктовый сад и загон. Ослепительно блестели вдали небольшой пруд и извилистый ручей. Ярко сияли выбеленные кирпичи, два сводчатых окна, свежая зеленая краска на двери. Дом, в котором выросла Фрэнсис, был аккуратным и чистым, насквозь пронизанным солнечным светом. Она выбралась из кареты и вошла в прихожую.
Красная и черная плитка на полу была такой, какой она ее помнила. Белые двери вели в комнаты, где эхом звучали когда-то голоса ее родителей. За этой стеной находился кабинет ее отца, в котором он обычно, к ужасу горничных, раскладывал свои растения. На южной стороне наверху любила сидеть ее мать среди горшков с розами – английскими розами, – наполнявшими воздух своим ароматом. В глубине дома находились кладовые и умывальни, а также ступеньки, ведущие в подвал, куда изредка брали маленькую девочку. Она вдыхала запахи пыли и сухого кирпича, помогая отцу доставать вино. Но только маркиз научил ее чувствовать разницу между бургундским и шабли.
Между невинностью и знанием лежала Индия.
На полу в прихожей она увидела большой сверток с написанным твердой рукой адресом. Его почерк. Сердце Фрэнсис замерло, а потом бешено забилось. Она сорвала обертку. Колышущиеся от ветра деревья, дикая равнина, белая лошадь, скачущая навстречу свободе. Найджел прислал ей свою картину.
Там же была записка, запечатанная его печатью. Дрожащими пальцами она развернула листок.
«Брось вызов буре, любимая моя. Не бойся. Эти тучи никогда не прольются дождем. Это только рисунок, и дождь, который они несут, не настоящий».
Фрэнсис опустилась в стоявшее в прихожей старое кресло своей матери и, к удивлению экономки, горько заплакала, уронив голову на руки.
– Очень хорошо, – сказала Бетти. – Ты должен мне все подробно рассказать.
Найджел поднял на нее глаза. Пламя свечей освещало знакомую лондонскую гостиную. Из глубины дома доносились приглушенная музыка и смех, но он думал о деревушке около Мейдстона и о крестинах.
142 
