Глава 22

- …а с этими ивановскими у нас по жизни терки были - мы к ним особо не ходили, они к нам тоже. А кто заглянет, тот потом к стоматологу в очередь записывается с утра. И вот шагаю я, никого не трогаю, думаю что уже все - проскочил и жить буду не зная адреса аптеки, и тут опаньки: "Приветствуем тебя, друг наш Кирпич. А не изволите ли объяснить уважаемой публике, что это вы на чужом районе делаете? А не попутали ли вы рамсы?" Ясное дело, я молчать стал: "Ты там что-то провонял, шерсть паленая? Или проспал, не услышав будильник? Так тебя на зоне петухи разбудят, и попадешь ты туда за то, что тебя бомжи поимели". Короче, слово за слово и пошел у нас конкретный махач. Я одному, другому, третьему. Ну и мне прилетает неслабо сразу со всех сторон. Замесили бы меня, ясное дело - против такого митинга в одно рыло не попрешь. Но мусора подкатили, и я первый раз в жизни рад этому был. Подняли меня с земли уже, спрашивают: "Молодой человек, есть ли у вас жалобы к этим юношам, которые только что ногами вашу тушку пинали?" Я же не козел по жизни, и отвечаю правильно: "Да какие жалобы, начальник? Шел по улице, упал с бордюра. Никто меня не пинал - эти тимуровцы наоборот мне подняться помогали, но сами нечаянно оступились при этом. Уж очень у вас, товарищ командир, скользкие бордюры на районе". Ну, раз такое дело, желают мне приятного пути, и шагаю я дальше. Шагаю, надо сказать, без энтузиазма, потому как отбуцали меня не жалеючи. Я ведь человек, а не черепаха с панцирем, со мною бережно надо обращаться, а не как с мячом для футбола. Голова гудит, перед глазами плывет, из носа красная юшка не останавливается, и брюхо выворачивает. Добредаю до трамвайной остановки, падаю на скамейку, дух перевожу. Темно вокруг, хреново так, что вот-вот ласты склею. И тут из окружающей меня тьмы выползает конкретное чмо мужского пола и озвучивает предложение эротического характера: "Парень, хочешь я у тебя пососу и денег потом дам?" Я сижу, не знаю, сдохнуть или пойти кого-нибудь прибить. Аж кулаки сводит от желания такого, и тут держи парень - такая фортуна нарисовывается. Вы прикидываете? Оно ведь во тьме кромешной не видит, что у меня мордень в хлам разбита - за красивого мальчика принял. Ну я упускать такой случай не стал. Дай думаю, вломлю ему за все, что сегодня было. Даром, что ли, кулаки свербят? Ивановские ведь мне, ясное дело, побольше наваляли, чем я им - у меня ведь не двенадцать рук. Говорю ему радостно: "Согласен-согласен! Давай. Подходи. Ближе". А он мнется, забоялся чего-то. Почуял задницей угрозу ущерба для морды. Я кулаки сжимаю, и подстрекаю дальше: "Ну давай же! Подходи. Начинай." И тут происходит облом - из-за угла выруливает лоховоз, и всеми своими фарами прямо по мне. Я сразу четкий стал, хоть фотографируй для паспорта. Шмот грязный, рваный, ряха избитая, везде кровище, кулаки наизготовку. Этот гной как разглядел меня во всей красе, рванул оленем в ближайший огород. Одним прыжком через забор двухметровый сиганул и скрылся в кукурузе. Вот сижу я здесь, сейчас, и кулаки почему-то так же свербят. Дыня не сказать чтобы друг мне был, но очень хочется кого-нибудь порвать за него. Не смотрите, что балагурю и веду себя весело - у кулаков другое настроение. Вроде эти, что здесь сидят, пальцем его не трогали, но вломить хочется почему-то именно им. Такие вот странные дела в голове происходят.

  78