29 
– Если бы она согласилась, я стал бы счастливейшим из смертных. Ведь первую жену из ляхов взял я по глупости и младости, вторую – по обычаю и долгу, как у нас заведено… Но у меня не было женщины по любви. Если ты поведешь свою дружину со мной за море, клянусь, на том берегу я стану мужем Едвинде.
– Да будет так. Но куда лежит наш путь?
– Cтранно, что ты спросил о том в последнюю очередь. Неужели судьба сестры для тебя важнее собственной?
– Меня еще зовут Одд Странник, Одд Путник, если ты знаешь. И самим именем Всеотца[7] суждено мне скитаться, с каждым разом все дальше и дальше уходить от родного берега. За морем на закат светила я уже побывал, но ты ведь идешь на восход солнца? Не так ли?
– Да, мой дед, король Гостомысл, окончил дни на той земле и завещал сменить его, ибо не оставил после себя сыновей. Все они погибли, омрачив ему старость. Прежде дед правил в Велиграде, где ныне мой отец Табемысл, но после ушел за море в Алодь, как должно по кровным законам и чтобы принять под руку земли своего тестя.
– Теперь я знаю, о какой стране речь, – догадался Одд. – Наш путь лежит в Страну Кюльфингов.
– Я не знаю, почему вы, северяне, так ее зовете. Там родная земля моих далеких пращуров. Я возвращаюсь туда вслед за дедом, чтобы пролить на их курганы жертвенной руды.
– Лучше будет пролить чужую, чем свою, – задумчиво молвил Одд и добавил: – Но и это почетнее, чем сгинуть от старости или болезни… Мы зовем тот берег Кюльфингаландом, ибо издревле живут там своим особым законом – воины и торговые люди подчиняются лишь звону вечевого колокола, а по-нашему, кюльфы.
– Этот колокол звенел, должно быть, громко и когда призывали на свеев деда. Я был еще подростком тогда и смутно помню, как он уходил, а с ним дядья. Те дядья помладше меня были…
– Мой отец – хевдинг с острова Храфнисте, а мать родом из Ослофьорда, сам я учился и вырос в Берурьеде. Мне хорошо известны торговцы Алоди. С самого дальнего Востока привозили они к нам и воздушные ткани, и сулеймановы мечи, и серебряные дирхемы.
– …Но скажи мне, Одд, зачем ты взял имя Странник? Зачем сторонишься родины? Неужели ты чем-то прогневил отца или мать?
– О нет! Я чту родичей, и сопровождает меня мой брат Гудмунд, как и сестра Едвинда. С тех пор как вернулся из Ирландии, не расстаюсь с ними. Но место, где я провел детство, таит опасность. Надеюсь, Рюрик, после всего того, что ты обо мне слышал даже из чужих уст, нельзя сказать, что я трус. Но человек по жизни предусмотрительный. Выслушай же мою историю, а потом суди! – предложил Одд и начал рассказ: – Видишь ли, случилось так, что у нас в усадьбе остановилась на ночлег некая вельва. Прознав о том, сбежался не один хутор. Вся округа. И подходили к ней, и каждому она предсказывала, что случится с ним в жизни. И многие были рады пророчествам.
– Кажется, все уже узнали, что должно, – сказала вельва наконец.
– Да, кажется, это так, – ответили ей.
– А кто лежит там, в соседней комнате, под шкурами? – удивилась тогда вельва. – Сдается мне, это бессильный старик.
Но это был, конечно, не старик, а я. Пророчица так бубнила, что прогнала сон. Словом, когда она прозвала меня стариком, я сел на постели и сказал:
– Ты ошиблась, женщина. И я не верю ни одному твоему слову. Если не в силах сказать, старый или молодой спит за стеной, то способна ли ты предсказать судьбу на много лет вперед? Так что лучше помолчи и сама не испытывай терпение Фригг!
– Фригг? Это кто? – не понял Рюрик.
– Она супруга Всеотца, коего мы на своем языке именуем Одином. Ей одной и ведом удел каждого.
– Продолжай, прошу тебя! Что же было дальше?
– Услышав мои слова, вельва, казалось, оцепенела. Сидела и мычала под нос. Я хотел было растолкать женщину, как вдруг она очнулась:
– И все же я сообщу о твоей судьбе, Одд, – сказала мне вельва. – Ты проживешь дольше других людей и объездишь много стран и морей. На всех берегах, куда ни пристанешь, слава о тебе будет идти впереди. Но все-таки умрешь ты здесь – в Берурьеде. В конюшне стоит старый конь по имени Факси, от сего любимца тебя и настигнет смерть.
Тут я не сдержался и за такое пророчество залепил ей пощечину, и столь звонкую, что дядьке пришлось выплатить виру. С тем колдунья и убралась. О пророчестве прознали все местные, и дня не проходило, чтобы не зашел какой-нибудь бонд и не стал бы расспрашивать – а жив ли еще тот Одд, коему нагадали помереть от коня.
И, чтобы положить сему конец, мы с побратимом отвели сивого Факси на берег за холмы. Там я нанес коню смертельный удар и, вырыв яму в два его роста, спустил туда труп. А сверху завалил все камнями.
29 
