... 
41 
Гэлен посмотрел на жену и заметил лихорадочный румянец на ее щеках и безумный блеск в глазах.
— Ну что, тебе понравилось? — спросила она.
Гэлен со вздохом проговорил:
— Благодарю за песню, а сейчас пора отдохнуть.
При этих словах Кайла вздрогнула, и Гэлен вздохнул — он прекрасно понимал, что следовало похвалить жену за старания, но просто язык не поворачивался. К тому же он не сумел бы солгать, даже если бы очень захотел.
— Вот и хорошо! — воскликнула девушка. Поднявшись со скамьи, она вдруг выпустила из рук арфу, и та упала на дощатый пол. Переступив через инструмент, Кайла подошла к кровати и, как показалось Макдональду, о чем-то задумалась. Потом внезапно заговорила, — по-видимому, со своей воображаемой подругой. После чего бросилась на кровать и, широко раскинув руки, уставилась в потолок.
Гэлен подошел к кровати.
— Может быть, сделаем все как полагается? — спросил он.
Кайла чуть приподнялась и с улыбкой воскликнула:
— Да-да, конечно! Просто я сама не знала, о чем сейчас думала.
Вскочив с постели, она бросилась к ближайшему сундуку и откинула крышку. Гэлен покачал головой и вернулся к камину. Повернувшись спиной к Кайле, чтобы не смущать ее своим взглядом, он принялся ворошить угли. Послышался шорох, и он понял, что жена раздевается. Подождав еще немного, Гэлен собрался уже повернуться к кровати, но тут снова послышался шорох.
Гэлен уже начал терять терпение, когда услышал, что крышка сундука наконец-то захлопнулась. Затем услышал, как Кайла подошла к кровати и улеглась. С облегчением вздохнув, Гэлен положил кочергу на место. Наконец повернулся к жене — и глазам своим не поверил. На Кайле, лежавшей поперек кровати, было еще больше одежды, чем прежде; она надела сразу несколько платьев — одно на другое.
— Что ты делаешь? — спросил Гэлен, приблизившись к кровати.
— Жду вас к себе, милорд, — ответила она с приветливой улыбкой. Затем, повернувшись к воображаемой собеседнице, вполголоса спросила: — Разве он тупица? Конечно, нет. Во всяком случае, не глупее других мужчин. Просто он спросил, что я делаю, разве это тупость?
Макдональд нахмурился:
— Что за игру ты затеяла?
Повернувшись на бок, Кайла внимательно посмотрела на мужа:
— Милорд, надеюсь, вам известно, что Святая церковь запрещает супругам обнажаться, когда они впервые ложатся в постель?
— Ах, Святая церковь… — пробормотал Гэлен. — Да-да, конечно… Но может быть, все-таки не стоило напяливать на себя столько платьев? Или тебе захотелось приодеться? — спросил он, поморщившись.
— Да, захотелось…
— Что ты задумала?! — прорычал Гэлен.
— Но я просто хотела принарядиться ради такого случая, — с невозмутимым видом ответила Кайла. — Как ты считаешь, милый, хорошо я выгляжу? Это Эрнестина сказала мне, что так будет лучше, — сообщила она как бы по секрету.
— Ах, Эрнестина?! — Лицо Гэлена исказилось гримасой. — Боюсь, ты задохнешься в этих своих платьях.
Кайла, не ответив, насупилась. Конечно же, Макдональд был прав. Теплым летним днем она развела в камине жаркое пламя, как будто стоял январь, — какая глупость! К тому же она надела на себя сразу несколько платьев — надела бы еще больше, если б сумела, — и теперь ей было не просто жарко, она чувствовала, что вся пылает, словно охваченная пламенем.
— Я немного замерзла, — сказала Кайла. — Но если тебе жарко, можно погасить огонь.
«Неужели ее опять лихорадит?» — подумал Гэлен. Он подошел к жене и положил ладонь ей на лоб. Ничего не почувствовав, пожал плечами и принялся раздеваться.
Кайла смотрела на него, но не видела — она пыталась вспомнить те дни, в которые церковь запрещала супружескую близость. Надо было выиграть время, получить отсрочку, возможно, на день-другой, — потом, как она надеялась, ей удастся расторгнуть этот брак. Конечно, церковь запрещала близость в канун Рождества, в Великий пост, в пасхальную неделю, еще всю неделю после Троицы, но… К сожалению, сегодняшний день не приходился ни на один из этих праздников. Однако существовали и другие праздники и постные дни — субботы, воскресенья, среды и пятницы.
Сегодня, к сожалению, был четверг — не праздник и не постный день. Какая неудача! «Но есть же и другие запреты, — вспомнила Кайла. — Нельзя в церкви, нельзя кроме как для зачатия, нельзя при месячных и беременности, нельзя кормящей матери… А не сказать ли ему, что у меня месячные?» Нет, она не могла сказать такое… Ведь подобная ложь — проявление малодушия. Да и разыгрывать сумасшествие — тоже недостойно. «Но Макдональд вроде бы вполне разумный человек, — размышляла Кайла. — Так почему бы не сказать ему прямо, что я не хочу этого брака? Тогда, пожалуй, он согласится…»
41 
