69 
Теперь я был обескуражен. Не хотелось, чтобы он теперь предлагал мне деньги. Что было, то прошло. К тому же, мне нравилось иметь добрые дела в списке, который я мысленно хранил.
— Забудьте об этом, — сказал я. Я все еще соблюдал осторожность. Не хотел спрашивать, что с его женой, так как никогда не верил этой истории. И я чувствовал неудобство от того, что он благодарил меня за сочувствие, хотя дело было всего лишь в политических соображениях.
— Бадди сказал, чтобы я зашел к вам, — сказал Мендельсон. — Он просил, чтобы я вас предупредил, что по всему Форту Ли ребят из ваших частей расспрашивают люди из ФБР. Понимаете, по поводу платы за вступление. Они задают вопросы о вас и о Фрэнке Элкоре. А ваш друг Элкор выглядит так, как будто попал в большую передрягу. Около двадцати человек дали показания, что платили ему. Бадди говорит, что через пару месяцев гранд-жюри в Нью-Йорке будет решать вопрос о предъявлении ему обвинения. Про вас он не знает. Он передает вам предостережение, чтобы вы были осторожны в словах и делах. Если вам нужен юрист, он вам его найдет.
На мгновение я ослеп. Мир буквально померк в моих глазах. Я почувствовал слабость и приступ тошноты. Передо мной промелькнули кошмарные предчувствия унижения, ареста, ужаса Валли, ярости ее отца, стыда и разочарования моего брата Арти. Моя месть обществу уже не выглядела беззаботной проказой. Но Нейдельсон ждал, чтобы я что-нибудь сказал.
— О, Боже, — проговорил я, — как они узнали об этом? После призыва не было никаких дел. Что их навело на след?
Нейдельсон, видимо, испытывал некоторую неловкость за своих друзей-взяткодателей.
— Некоторые из них так разозлились из-за вторичного призыва, что написали в ФБР анонимные письма о плате за запись на шестимесячную программу. Они хотели неприятностей Элкору, они обвиняли его. Некоторые были недовольны тем, что он мешал им отбиться от вторичного призыва. А в лагере он как старший сержант стал самодурствовать, и это им тоже не понравилось. Поэтому они захотели доставить ему неприятности и преуспели в этом.
Мои мысли лихорадочно крутились. Прошел почти год после моей встречи с Калли в Вегасе, когда я спрятал деньги. С тех пор накопилось еще пятнадцать тысяч долларов. Я также очень скоро должен был переехать в новый дом на Лонг-Айленде. Все рушилось в самое неподходящее время. А если ФБР опрашивает всех в Форте Ли, то к ним попадутся, по крайней мере, сто парней, с которых я брал деньги. Сколько из них признаются, что платили мне?
— Стоув уверен, что Фрэнка ждет гранд-жюри? — спросил я Нейдельсона.
— Видимо, этого не миновать, — ответил Марри. — Если правительство не замнет это дело, понимаете, не спустит на тормозах.
— А на это есть надежда? — спросил я.
Марри Нейдельсон покачал головой.
— Нет. Но Бадди, видимо, думает, что вы сможете выкарабкаться. Все парни, имевшие дело с вами, хорошо к вам относятся. Вы никогда не вымогали деньги, как Элкор. Никто не желает вам зла, и Бадди всех уговаривает не впутывать вас.
— Поблагодарите его от меня, — сказал я.
Нейдельсон встал и пожал мне руку.
— Я хочу еще раз сказать вам спасибо, — произнес он. — Если вам потребуется свидетель защиты, или вы захотите сослаться на меня в ФБР, я буду ждать и сделаю все, что смогу.
Я ответил на его рукопожатие, чувствуя искреннюю благодарность.
— Не могу ли я что-нибудь для вас сделать? — спросил я. — Вас могут призвать из группы управления?
— Нет, — сказал Нейдельсон. — Если помните, у меня маленький сын. Жена умерла два месяца назад. Так что я в безопасности.
Я не забуду его лицо, когда он это говорил. Даже в голосе слышалось горькое самоотвращение. А на лице его выражались стыд и ненависть. Он осуждал себя за то, что жив. Но ему ничего не оставалось делать кроме, как следовать по пути, указанном жизнью. Растить маленького сына, ходить на работу по утрам, выполнять просьбу друга и приходить ко мне с предостережением, и выражать благодарность за то, что когда-то было для него важно, а теперь ничего не значило. Я выразил ему соболезнование, чувствуя себя дерьмом из-за того, что думал про него раньше. Вероятно, он сохранил это известие напоследок специально: когда Бадди Стоув просил за него, а он сидел с опущенной головой, то, должно быть, чувствовал, что я их обоих считаю лжецами. Это была маленькая месть.
До того, как топор упал, я провел нервную неделю. Случилось это в понедельник. К моему удивлению, в контору спозаранку заявился майор. Проходя к себе в офис, он бросил на меня странный взгляд.
69 
