Глава 8

Огромный самолет, убегая от яркого западного дня, летел навстречу мраку восточных часовых поясов. Я с ужасом ожидал момента, когда самолет приземлится, и я должен буду встретиться с Арти, и он повезет меня домой в Бронкс, где ждут жена и дети. Я приготовил им подарки, миниатюрные игрушечные заводные машинки, а для Валери — кольцо с жемчугами, стоившее мне двести долларов. Девушка в подарочном магазине отеля Занаду хотела пятьсот долларов, но Калли выбил специальную скидку.

Но мне не хотелось думать о моменте, когда я войду в дверь своего дома и увижу лица жены и детей. Я чувствовал себя виноватым, и ужасался, предвосхищая сцену с Валери. Поэтому я стал думать о том, что было со мной в Вегасе.

Я думал о Джордане. Его смерть не выбила меня из колеи. По крайней мере, на настоящий момент. В конце концов, я знал его только три недели, по существу, не знал совсем. Но что, удивлялся я, так трогало в его скорби? Я не испытывал такой скорби и надеялся никогда не испытать, Я всегда сомневался в нем, изучал его, как шахматную позицию. Вот был человек, живший обычной счастливой жизнью. Счастливое детство. Он иногда рассказывал о том, как хорошо ему было ребенком. Счастливая женитьба. Хорошая жизнь. Все у него шло правильно до этого последнего года. Тогда почему же он не вылез? Измениться или умереть, сказал он однажды. Вот для чего вся жизнь. А он просто не мог измениться. Вина была его.

За эти три недели лицо его похудело, как будто кости пробивались изнутри в знак предостережения. А тело его быстро и катастрофически сжималось. Но больше ничто не обнаруживало его намерений. Вспоминая те дни, я понимал теперь, что все, что он говорил и делал, было направлено на то, чтобы сбить меня со следа. Когда я отказался от его предложения поставить за меня и Калли, и Диану, это делалось просто, чтобы показать подлинность моей симпатии к нему. Я думал, что это ему поможет. Но он утратил способность, которую Остин называла «благодатью симпатии».

Полагаю, он стыдился своего отчаяния. Он был солидным американцем, для него было позором чувствовать бесцельность жизни.

Его жена убила его. Все очень просто. Детство, мать, отец? Даже если детские шрамы идут на пользу, невозможно дорасти до неуязвимости. Возраст не предохраняет от травм.

Как и Джордан, я поехал в Вегас, испытывая детское ощущение предательства. Моя жена мирилась со мной на протяжении пяти лет, пока я писал книгу, и никогда не жаловалась. Ее это не очень-то радовало, но какого черта, ночевал-то я дома. Когда мой первый роман был отвергнут, а сердце мое разбито, она сказала горько: — Я знала, что ты никогда не продашь его.

Я был ошеломлен. Разве она не понимала, каково мне? Это был один из ужаснейших дней в моей жизни, а я любил ее, как никого другого в мире. Я попытался объясниться. Книга была хорошей. Только в ней был трагический конец, а издатель хотел оптимистический конец, а я отказался. (Как я гордился этим. И как я был прав. Я всегда был прав в отношении своей работы.) Я думал, что и моя жена будет мной гордиться. Что показывает, насколько писатели глупы. Она была разгневана. Мы живем так бедно, я должен столько денег, откуда я такой взялся, кем я себя воображаю, ради Христа? Она так обезумела, что забрала детей и ушла из дома и не возвращалась, пока не настало время готовить ужин. А сама-то раньше тоже хотела стать писателем.

Нам помог мой тесть. Но однажды он столкнулся со мной, когда я выходил из букинистического магазина с охапкой книг, и рассвирепел. Был прекрасный солнечный весенний день. Он только что вышел из своей конторы и выглядел увядшим и напряженным. А тут шел я, ухмыляясь в предвкушении печатных сокровищ.

  32