Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
44 
– Мой Грязный Босс, я приехала сообщить, что к завтрашнему приему все готово.
Громкий смех двух десятков молодых и здоровых мужчин потряс затихшую сельву. Джон тоже смеялся, не сводя синих глаз с Морин.
– Мисс О’Лири, я рад это слышать.
– Морин. Просто Морин.
– Не просто Морин. Морин-Героиня. Морин-Амазонка. Ура Морин О’Лири!
– Ура-а-а!!!
Он подошел к ней и взял ее за руку.
– Ты сумасшедшая рыжая ведьма, Морин. Кой дьявол принес тебя сюда?
– Я испугалась.
– Я же говорю – сумасшедшая. Когда женщины пугаются, они бегут ОТ. Ты рисковала.
– Я должна была тебя увидеть.
– Рыжая…
Он медленно отвел грязные спутанные волосы с ее щеки.
– Дома меня убьют за то, что я тебя не отправил. Они там с ума сходят…
– Им не до меня. Последнее, что я слышала перед отъездом, это вопли Тюры о том, что ее чемоданы надо спасать в первую очередь.
– Ты недобрая.
– Я злая. И грязная. Как я покажусь в доме? Твоя Тюра меня с землей сровняет.
– Только не говори, что тебя волнует ее мнение.
– Нет. Меня волнует твое.
Звенящая цикадами ночь неожиданно надвинулась на них. Сквозь острый запах гари и беды Джон чувствовал и другой запах, острый и будораживший его запах возбуждения. Чувственный, недоступный никому, кроме него. Запах самки, стоящей перед самцом.
Еще одно слово, одно прикосновение – и мир взорвется.
Он стиснул зубы, потряс головой и заметил почти непринужденным голосом:
– Домой и впрямь лучше не заявляться в таком виде. Послушай, у ребят найдется шампунь, а около реки мы построили небольшую душевую. Она не слишком комфортна, и туда любят заползать ужи, но я их выгоню, и мы сможем смыть с себя хотя бы часть грязи…
– Джон Карлайл! Ты меня склоняешь… к чему?
– К тому, чтобы помыться.
– Я боюсь змей.
– Я войду туда с тобой и посторожу.
– Ага, размечтался!
– Я встану спиной и не буду смотреть, клянусь. К тому же там все равно нужна мужская рука.
– Зачем?
– Подкачивать насос. Он немного туговат.
– Ладно. Но ты дал слово!
Чтоб я им подавился, невесело подумал Джон, ведя свою грязную фею по узкой тропинке к реке.
Душевая была очень условная. Собственно говоря, чего или кого было стесняться молодым парням? Джон объяснил, что в жару здесь бывают и женщины, готовят еду, а кроме того иногда после грозы в реке полно всяких зловредных личинок, которые норовят забраться под кожу. В душе есть против них фильтр.
Он отдал Морин бутылку с шампунем и отвернулся.
Шорох одежды, падающей на пол. Сдавленное шипение Морин – это она прикоснулась к ссадине. Журчание воды. Запах шампуня. Тихий, восторженный стон удовольствия.
– Никогда не думала, что приду в такой экстаз от тоненькой струйки воды сомнительной чистоты. Боже, как хорошо! Джон, мы словно в аду побывали…
– Ты бы помолчала, мисс О’Лири. Сейчас как обернусь…
– Не обернешься.
– Почему это?
– Ты дал слово.
Когда она тронула его за плечо, он едва не позабыл о своем обещании, но взял себя в руки, сдернул с дощатой стены забытый кем-то купальный халат (поскольку им не особенно пользовались, он оказался практически чистым) и протянул назад.
– Могу поворачиваться?
– Можешь. Мне тебя тоже посторожить?
– Обойдусь.
– Тогда я прямо здесь, у берега прополощу джинсы и футболку.
– Придется в мокром ехать…
– Тут недалеко. После душа я не могу даже смотреть на эту грязь. Хоть что-то отстирается…
Она выскользнула за дверь. Халат едва доходил ей до колен.
Джон энергично потер ладонью лицо. Античные герои – слабаки по сравнению с ним. Стоять спиной к обнаженной Морин О’Лири, не будучи слепым и глухим импотентом ста лет от роду, – это подвиг.
Джон бросил останки рубахи на пороге. Пригодится в качестве половой тряпки. Джинсы упали в угол, что его даже удивило, он думал, они просто останутся стоять.
Качать воду он давно приноровился, так что процесс омовения проходил без задержек. Измученное тело благодарно откликалось на ласковые прикосновения пены и прохладной воды, мышцы переставали ныть…
Шорох за спиной. Джон стремительно повернулся, не переставая подкачивать воду. И замер.
В дверях стояла Морин.
Блестящие глаза в темноте казались черными провалами на белом лице. Ее кожа и вправду светилась…
44 
