Последние отзывы

  33  

Потрясенный Джон еле успел закрыть рот, когда невозможная девица повернулась и уставилась на него своими зелеными глазищами. Через секунду любопытство, вслед за кошкой, погубило и графа Лейстерского.

– Родословную не надо, скажи лучше, почему тебя так боится Джеймс?

– Он мне должен кучу денег.

Пришлось опять срочно считать до десяти.

– Могу я узнать подробности, мисс Арно?

– Не можешь, потому что это страшная тайна, но так и быть, скажу. Я его шантажирую.

– Джеймса? Чем?!

Жюльетта расплылась в ехиднейшей улыбке.

– Он пришел меня будить сегодня утром, а я сплю голая, я тебе говорила.

– Он проявил нескромность?! Джеймс?!

– Нет. Но он думает, что да. Я сказала, что если он не даст мне сигаретку, то я скажу тебе, что он ко мне приставал и пялился на меня.

– И все это время ты была... неодетой?

– Почему? Я давно оделась, я вообще встаю в семь. Но ты же этого не знал бы.

– И что же было дальше?

– Он дал мне сигаретку.

– Я все еще не понимаю...

– А потом мне стало скучно, и я сказала, что буду молчать, если он отвалит мне сто фунтов. Сказала, что я из каморры, что у нас длинные руки и что если до босса дойдет, что к его девчонке приставал англичанин, Джимми отрежут уши... и еще разные части тела.

– Бред какой!

– Во-во. Полный! Но он купился.

– Бедный Джеймс!

– Он смотрит слишком много детективов и читает комиксы.

– Жюльетта, ты понимаешь, что он может распустить слухи среди прислуги и тогда...

– Отлично! Я уже все продумала. Периодически я буду подбрасывать ему листки бумаги с отпечатками Кровавой Руки. Он у меня попрыгает!

– Тебе дать сто фунтов?

– Зачем?

– Но ведь ты просила их у Джеймса.

– Я их ВЫМОГАЛА, сечешь разницу? Это же интереснее. Ты в детстве не играл в шпионов?

– Нет.

– Напрасно. Очень увлекательно. Можно, я покурю?

– Нельзя. Откуда у тебя... ах, да. Жюльетта, я тебя очень прошу, повремени с баловством, когда мы приедем в замок. Дай тете время привыкнуть к тебе.

– А ты уже привык?

Она спросила это с детской непосредственностью, чуть склонив голову на плечо, и Джону вдруг невыносимо захотелось ее поцеловать – такая она была в этот момент хорошенькая. Разумеется, виду он не подал, только сухо кивнул и скептически заметил:

– Как ни странно, начинаю привыкать. К тому же ты сегодня прекрасно выглядишь.

– Спасибо, мсье Сноб.

– Почему ты считаешь, что я сноб?

– Потому что ты судишь по одежке. Меня умыли, приодели, причесали – и ты ко мне сразу привык. Но ведь и вчера под мостом через Сену это была я. И на пароме. И в поезде. И сегодня за завтраком. Это все та же я, изменилась только упаковка. Значит, на самом деле тебя не волнует, что я из себя представляю. Только внешние приличия. А если я надену вечернее платье, но буду при этом есть руками и сморкаться в скатерть?

– Это юношеский максимализм. На самом деле я полагаю, что твои фокусы – это точно такая же одежда, как и все эти новые вещи. Твой камуфляж. На самом деле тебе не свойственно есть руками и шантажировать слуг.

– Интересно, а какая я на самом деле?

Она смотрела с вызовом, но в глубине изумрудных глаз таились грусть и страх. Он вдруг подумал, что она отчаянно нуждается в любви и сочувствии. Не во внешнем, а в настоящем, как там, на пароме, когда она прильнула к его груди, а он не отнял рук.

Джон прямо и серьезно посмотрел ей в глаза и ответил:

– Ты – одинокая. Грустная. Слабая – в силу возраста, сильная – в силу обстоятельств. Недоверчивая на всякий случай. Отчаянно нуждающаяся в поддержке. Упрямая и потому скрывающая все это. Достаточно?

Она закусила губу, и в глазах блеснули слезы.

– Ты гонишь, фраер! Строишь из себя великого психолога, потому что получил аж две корочки и сидишь на миллионах. Тебе же на самом деле наплевать на меня! Я для тебя диковина, вроде зверька...

– Еще ты грубая, несдержанная, плохо воспитанная, психованная, неуправляемая, сквернословящая, курящая врушка. Так лучше?

Она замолчала и некоторое время смотрела на него, а потом неожиданно расслабилась, потянулась всем телом, изогнулась на кожаном диване, чуть подалась к нему так, что блузка распахнулась на груди, и поинтересовалась хриплым воркующим голосом профессиональной соблазнительницы:

– А как насчет моей красоты, милорд? Неужели вас не сводит с ума эта белоснежная кожа, этот изгиб бедра, эти шелковистые волосы и кроткий взгляд? О, какое счастье, что судьба сделала вас моим опекуном! Клянусь, я отплачу вам сторицей за вашу мудрость и доброту! Все уловки гурий Эдема померкнут рядом с ласками, которыми я осыплю вас в ночной мгле, когда уснет глухая тетя Гортензия и не в меру бдительный Джеймс Бигелоу! Я прокрадусь к вам в спальню, мой господин, и вы не пожалеете, что удочерили меня...

  33