Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
21 
– Я буду спать в маленькой комнате. Ты иди. Скажи им там… что-нибудь.
– Хочешь, я останусь?
– Не надо. Мы будем судорожно искать тему для разговора, а в результате ничего не получится. Ты, знаешь что, позови ко мне, пожалуйста, ту девушку… Красивую такую, черненькую. Она сидела за столом. Шерри, кажется.
– Хорошо.
– Да, и если увидишь Джо…
– Он идиот. Какого черта он притащил эти цветы?!
– Он же не знал. Зато у меня были настоящие свадебные лилии…
В этих тихих словах было столько тоски, что у Филипа заболела голова. Он торопливо встал, пошел к двери, на пороге помедлил – и сказал с удивившим его самого жаром:
– Я никому не позволю оскорблять мою жену! Поняла, Элли?
– Да. Спасибо. Ты очень добр ко мне.
– Нет. Пока еще нет. Но я надеюсь, что все наладится. Ты правда в порядке?
– В полном. Иди.
– Элли… ты не пей, ладно?
– Не твое дело.
– Извини. Пока?
– Пока.
Филип осторожно притворил за собой дверь и, пройдя по коридору, повернул в небольшой холл перед лифтами.
С низенького диванчика ему навстречу поднялся раскрасневшийся и встревоженный Джо Ладлоу. Филипу показалось, что одна щека у него немного краснее другой, хотя, вероятно, просто освещение…
Внезапно Филип почувствовал, как в нем поднимается темная, горячая волна ненависти к этому красавчику. Он порывисто шагнул к Ладлоу…
За четверть часа до этого Шерилин Гейнс догнала Джо Ладлоу в холле второго этажа. Собственно, он никуда и не бежал, просто сидел и курил. Лицо у него было довольное и расслабленное. Шерри подошла к нему вплотную и прошипела:
– Ну, и что это значит? Ты же отлично знал, что у нее аллергия на живые цветы…
– Конечно. Но каков эффект? Красавец поклонник с живыми цветами у ног невесты – нате выкусите, все остальные! Да она сохранит этот миг в памяти до самой кончины.
– Ах, скотина…
– А как тебе сестричка? Блеск, правда?
– Что?!
– К тому же глупа как пробка. С Литой было проще. Ее я заинтриговал, намекнув на возможность спасения обожаемого сыночка из брачных цепей.
Шерри взялась за виски, отступила на шаг.
– Погоди… так ты заранее подстроил весь этот скандал?! Ты науськал на Элли Литу Форд и собственную ее сестрицу?
– Ну да. Я же говорил: работаем по контрасту…
– Ты сделал так, чтобы свадебный вечер этой несчастной закончился грандиозным скандалом, ты выставил ее на посмешище, ты ее опозорил – и явился в образе рыцаря в сияющих латах…
– Схватываешь на лету.
– А эта проклятая Софи? Ее ты тоже науськал?
– Нет, она действовала экспромтом. Впрочем, в ней я не сомневался. Труднее всего было подговорить Литу напоить Элли шампанским…
– Джо Ладлоу! Ты хоть понимаешь, что рисковал ее здоровьем? Не говоря уж о том, что это подло и мерзко…
– Шерилин Гейнс! Хочу напомнить, что я в данный момент нахожусь при исполнении. Мне поручили скрепить этот брак – я работаю над этим. Да, возможно, мои меры несколько крутоваты… но ты убедишься, что они действуют, и очень скоро. Каков жених, а? Кто бы ожидал?
– Прекрати! На Элли было жалко смотреть.
– Ты излишне трепетна, это вредно при нашей работе. На нее и в нормальном виде жалко смотреть, но, между прочим, я ее пожалел первым, ты тогда еще только фырчала и плевалась.
– А если она сейчас с собой покончит?
– Каким образом? Утопится в ванне? Не поместится. Повесится? Каната в номере не припасено. И вообще, девчонки обожают трепаться про самоубийство, но почти никогда не решаются всерьез…
Шерри ударила почти без замаха, но хлестко. Голова Джо мотнулась назад, а на лице расцвело выражение безбрежного удивления. Держась за щеку, он процедил:
– Эт-то что еще такое?
Шерри была спокойна, как мраморная статуя, хотя внутри у нее все кипело.
– Это – ответ на твои поцелуи. На ночи десятилетней давности. Это за цинизм и презрение. Это за Элли. И за меня.
– Шерри, ягодка моя…
– Пошел к черту, Ладлоу! Не смей ко мне приближаться. И не смей обговаривать со мной твои гнусные «тактические приемы»! Можете вместе с Китти засунуть их себе в задницу навроде перьев и изображать павлинов друг перед другом. Творцы семейного счастья! Интерпретаторы человеческих судеб! И не ври больше, что любишь людей. Не поверю.
21 
