Последние отзывы

  10  

Когда дверь за ними закрылась, Марина отложила книгу в сторону и села, поджав колени и обхватив голову руками. Нет, они действительно хотят, чтобы она стала помешанной. И откуда столько ненависти к ней? Разве она кому-то из них хоть раз сделала гадость? Ну, Ирка не в счет, она сколько себя помнила, всегда то дралась с ней, то вызволяла у нее свои игрушки. А мать? Да, Марина знает, что после того, как мать родила ее, ее фигура безнадежно испортилась, но опять-таки разве в этом ее вина? Или если бы Ирка родилась первой, то все было бы по-другому? Да, отец не позволил ей тогда сделать аборт, но об этом уже поздно говорить: вот она, Марина, живая и уже вполне взрослая. Обратно не запихнешь. И с этим приходится считаться. Может быть действительно, перерезать себе вены или сигануть откуда-нибудь повыше? Чтобы не раздражать, не мозолить глаза? Хотя отца жаль, он ее на самом деле любит, хотя и не всегда может сказать слово поперек матери, даже в ее защиту. А раньше мог, но потом в нем что-то надломилось, перегорело. Как первый инфаркт получил, так и сник, ушел в тину.

Она так и просидела до глубокого вечера, а потом сбежала ото всех гулять на улицу. Снегопад мягко обволакивал ее, одевая в колючую искрящуюся шубу, снежинки садились на перчатки и тихо таяли. Какой-то случайный прохожий толкнул ее плечом, прикрикнул: «Смотри, куда идешь!» Она этого даже не заметила, тихо улыбаясь одной лишь ей известным мыслям. Она устала от людей, и просто перестала воспринимать все, что они говорят ей.

Новый Год она встретила, закрывшись в своей комнате, потому что за стол ее не приглашали. Лишь отец забежал к ней и принес бутылку шампанского. Его красноречивый виноватый взгляд все сказал Мышке лучше любых слов: там, в большой комнате она персона нон грата. И уж если отец ничего не смог сделать… Они выпили вместе по бокалу игристого вина, отец пожал ее руку и ушел к себе в спальню, громогласно объявив, что у него болит голова, и хоть так продемонстрировав свое несогласие с тем, что вытворяли дома его жена и младшая дочь.

Потом была сессия, Мышка легко сдала ее и даже не заметила, как все закончилось. Пару раз встретилась с дипломным руководителем, показала ему черновик диплома. Руководитель его одобрил, лишь внеся незначительные корректуры. Так что теперь оставалось ждать мая, чтобы сдать госэкзамены.

За эти сумасшедшие месяцы Марина сильно похудела, у нее испортился цвет лица, став почти мертвенно-бледным. Выделялись на нем одни лишь глаза, словно обведенные двумя черными кругами. Сквозь тонкую кожу на руках просвечивали ниточки вен. Она никому не говорила, но пару раз у нее уже были голодные обмороки. Нет, не потому что она морила себя голодом — просто потому что забывала поесть. Когда пропала необходимость рано вставать и идти в институт, она стала путать день с ночью, и часто просидев за компьютером до первых петухов, весь день отсыпалась, а вставала только вечером и, умыв воспаленные красные глаза, шла куда-нибудь гулять. Ее устаивал такой режим дня, потому что позволял видеть своих родственничков как можно реже. Оказавшись в практически полной изоляции, она изредка перебрасывалась парой слов с отцом. Больше собеседников у нее не было, не считая глупого кенара. Уж неясно, по какой именно причине, но у нее открылись совершенно удивительные таланты. Она могла назвать себе самой название песни, и та начинала звучать в ее мозгу, и звучать так, как никогда эту вещь не передал бы никакой музыкальный центр. Еще она полюбила смотреть на «мозаику» — немыслимо, фантастически красивые картины и узоры, как в калейдоскопе сменяющие друг друга в ее воображении и ни разу не повторяющиеся. Она часами могла сидеть в комнате, уставившись невидящим взглядом куда-нибудь в угол, а перед ее мысленным взором вставали дикие джунгли, выжженные прерии, россыпи алмазов и райские птицы. Она воспринимала все это, как само собой разумеющееся, не отдавая себе до конца отчета, где заканчивается реальность, и начинается вымысел.

Однако один раз, в конце февраля, ей здорово не повезло. Когда она шарила по холодильнику в поисках чего-нибудь съестного, кто-то обнял ее сзади за талию. Она резко выпрямилась и закрыв холодильник, повернулась. Конечно, это был Валера. От него вовсю разило перегаром, видимо, успели уже принять с Иркой «на грудь». В последнее время у них что-то вошло в привычку перебирать с этим вопросом, но Марину это абсолютно не трогало. Лишь бы к ней не цеплялись.

  10