Лёгкий, ненавязчивый романчик 
59 
— За что вы его так? Взяли бы другого…
— Не могу. Долг чести. Одна знакомая попросила — старинная подруга. Нужно пристроить ее сына. Она сама — умница, муж у нее — красавец, мой друг детства, а вот сынок подгулял. Парень добрый, но безвольный, умный, но работать не любит. К тому же на него тут слегка наезжают… криминальные группировки, так что надо ему отсидеться где-нибудь в тихом месте. Южная Африка — отличный вариант.
— Как называется место?
— Колонкванен. Учти, если запомнишь, это военная тайна.
— Что будет входить в мои обязанности?
— Бухучет. Общий менеджмент. Аудит не реже раза в три месяца. Контроль над сотрудниками. Тесный контакт с мастерами. Обеспечение безопасности перевозок. Сеть дилеров. Крупные фирмы. Грамотный пиар. Реклама. Продолжать или ты уже испугалась?
— Я не испугалась. Просто подсчитываю, сколько мне понадобится времени на то, чтобы войти в курс дела.
— С этим проще простого. Я тебе скажу точно — две недели, от силы три.
— Это же невозможно!
— Ну? Берешься?
— Да!
Ван Занд повернулся к Монике и восхищенно цокнул языком.
— Вот что я называю классом! Какую девочку я вырастил! Что ж, запирай свой дом, собирай чемодан…
— Минуточку! У меня есть парочка условий.
— Валяй.
— Во-первых, я должна получить прямой ответ — что должен и чего не должен знать мой… начальник.
— Это просто. Знать он может все, я ему доверяю. Может даже принимать решения — но ты должна их тщательно проверять. Любые подписи — только в твоем присутствии. А вот ты можешь обойтись и без него, право подписи я тебе дам.
— Хорошо. Во-вторых, я хочу иметь возможность раз в полгода летать в Штаты на короткий отпуск. Две недели.
— В первые полгода — не гарантирую, потом — без вопросов.
— В-третьих, могу ли я советоваться лично с вами в случае возникновения… спорных моментов?
— Иными словами, можно ли на него ябедничать? Можно. Дозволяю. Доступ к моему телу в любое время суток тебе обеспечит Моника.
— Тогда все. Да… можно вылететь в ближайшее время?
— Нужно, моя дорогая.
— А как зовут моего начальника?
— О, он обожает сам знакомиться с красивыми женщинами. Пока просто не думай о нем. Работай, вникай, осваивайся. Прививки не забудь сделать.
— Хорошо.
По дороге домой, в машине, Ван Занд склонился к Монике и спросил негромко:
— Как ты думаешь, ничего, что мы ей не сказали?
— Думаю, так лучше. О Тони у Бриттани сложилось превратное впечатление — по нашим же рассказам. Пусть познакомятся на месте, сформируют собственное впечатление…
— Ты тоже змея, моя девочка. А что насчет Тони? Он будет сильно страдать?
Моника рассмеялась.
— Знаете, Дерек, я думаю, вы оказываете своему сыну неоценимую услугу. В сущности, именно в такой спутнице он и нуждается — умной, властной, безупречной. Бриттани достаточно умна и тактична, чтобы не показывать своего превосходства — таким образом, Тони сможет продолжать валять дурака, будучи при этом искренне уверенным, что работает.
— Ох… перестань, он мне все-таки сын…
— Насколько я помню, вы собирались объявить ему свое отцовское решение именно сегодня?
— Да. Бедный малыш! Хотя в Африке ему должно понравиться. Он там родился.
— Вот и придет конец вашим с Сибиллой волнениям…
Ван Занд посмотрел в окно и задумчиво протянул:
— Возможно, возможно… Либо — начало новым…
Энтони Ван Занд покрутился перед зеркалом и остался вполне доволен собой. Льняные брюки, шелковая белая рубашка, замшевые мокасины песочного цвета и — чтобы позлить маму — вызывающе алый шейный платок.
Все это необыкновенно шло к иссиня-черным густым волосам и смуглой коже Пирата — так называли Энтони Ван Занда друзья и восхищенные поклонницы. По большей части поклонницы — друзья предпочитали кличку Морячок Папай.
Тони нахмурился и постарался придать лицу зверское выражение. Очень удачно, что вчера не побрился — щеки покрылись синеватой дымкой будущей щетины, подчеркнув и резкость скул, и красивую линию рта…
Энтони Ван Занд, самый младший из детей Сибиллы и Дерека Ван Занд, был зачат и рожден в любви, рос в обожании, мужал, так сказать, в восхищении — и лишь в последнее время начал чувствовать некоторое… охлаждение со стороны окружающего мира. Большинство обитателей этого самого мира все больше склонялись к мысли, что великовозрастным оболтусом тоже можно быть до определенного предела. Плейбой в тридцать и даже тридцать пять лет может вызывать восхищение стойкостью своих холостяцких и тунеядских убеждений — тридцативосьмилетнего бездельника начинают потихоньку подозревать в умственной неполноценности.
59 
