Наверное, авторица писала этот роман первым и не думала, что будет продолжение про Бродика и Рамзи(здесь-... 
146 
Лишь через пять лет Беляеву приходит письмо из Англии. «Вы были правы, нацистский орел выпорхнул из гнезда», – пишет Герберт Уэллс.
А Беляев тем временем пишет повесть «Замок ведьм», где описывает, как нацисты пытаются поставить себе на службу даже шаровые молнии.
Наступает грозный для многих в нашей стране 1937 год. Из дома в дом перетекают страшные слухи – люди бесследно исчезают по ночам.
Чтобы хоть как-то отвлечься, Беляев мастерит для младшей дочери Светланы игрушечную карусель. И вдруг хватается за карандаш. Мелькает мысль: карусель ведь можно устроить и в космосе, на орбите. Так родился замысел романа «Звезда КЭЦ».
По выходе книги из печати восторженный отзыв прислал даже сам Циолковский, именем которого в романе названа орбитальная станция. Два мечтателя намного обогнали свое время – ведь первая реальная орбитальная станция появилась в космосе лишь в 1973 году.
Но советской критике угодить трудно. Снова накинулись: почему писатель уводит читателя от повседневной действительности? И почему это в космосе люди должны сходить с ума?..
А писатель не понимает – почему на эту книгу так накинулись? Ему хочется уснуть подольше, чтобы проснуться в будущем. Глядишь, тогда порядки в стране будут другие… И он пишет рассказ про анабиоз при глубоком охлаждении. Эксперименты в этом направлении ведутся и поныне.
Между тем наступает 1940 год. В стране у многих мрачные предчувствия – грядет большая война. А у писателя – особые ощущения; он понимает, что эту войну он не переживет. Здоровье все хуже…
И он вспоминает о детской мечте, пишет книжку об Ариэле – человеке, умевшем летать. Он и сам бы хотел взлететь над суетой повседневности…
…Последнее предсказание Беляева касается его семьи. Он спасет жизнь жене и дочери, велев им не ехать в Ленинград при наступлении немцев. Сам он уже передвигаться не может, снова прикован к постели.
Немцы с началом войны вскоре захватили Пушкин, где жил писатель со своей семьей, вплотную приблизились к Ленинграду, взяли город в плотное кольцо блокады. В городе вскоре начался массовый голод. Тысячи людей погибают от недоедания и холода.
В Пушкине, в оккупации, как ни странно, жизнь была все-таки чуть полегче, у людей был шанс выжить. Но холод донимает всех и здесь. В печку летит все, что только может гореть – мебель, потом книги. Наконец, очередь доходит до рукописей. Жена пытается возражать, но писатель говорит: «Они мне уже не понадобятся».
Ночью 6 января 1943 года Маргариту как будто кто-то толкнул во сне. Проснувшись, она кинулась к мужу. Пятидесятивосьмилетний писатель уже не дышал.
Утром она завернула его в одеяло и отвезла на кладбище на детских санках. Отдала одеяло могильщику и попросила похоронить писателя в отдельной могиле. Тот пообещал, но не смог выполнить обещанного – промерзлая земля не поддавалась лопате. И писателя Беляева погребли в общей могиле вместе со многими другими.
А жену его с дочкой немцы отправили на работы в Польшу. Здесь они и дождались освобождения советскими войсками. А потом их отправили в ссылку на Алтай, на долгие 11 лет.
Когда же они наконец смогли вернуться в Пушкин, бывший сосед передал чудом уцелевшие очки Александра Романовича. На дужке Маргарита обнаружила плотно навернутую бумажку. Она осторожно развернула ее. «Не ищи моих следов на этой земле, – писал ее муж. – Я жду тебя на небесах. Твой Ариэль».
PS. А когда, интересно, мы научимся летать, как Ариэль?
Предсказания Ивана Ефремова
«… Я прочла вашу замечательную книгу “Туманность Андромеды”. Поверьте, ее известность будет возрастать по мере того, как события в жизни будут увязываться с ее содержанием, и в следующем веке о вас будут говорить лучше, чем о Жюле Верне, потому что вы обладаете человеческим теплом и гуманизмом, которыми не обладал он…»
Так писала литератору француженка Дениз Бонтам – одна из многочисленных почитательниц Ивана Ефремова за рубежом.
Иван Ефремов
И уж, конечно, куда больше читателей и почитателей Ивана Ефремова было в нашей стране. Я сам, например, помню, с каким нетерпением ждал очередного номера «Пионерской правды», где с продолжениями печаталась та же «Туманность Андромеды». Мгновенно «проглатывал» очередной фрагмент, а затем вырезал и бережно складывал вырезки одна к одной, чтобы потом перечесть роман еще раз, уже целиком.
146 
