24 
– А почему бы и нет? – спросила Пейдж с невольным раздражением.
– Потому что прежде всего это плохо для ребенка. А во-вторых, это не совсем удобно. Если вы и впредь собираетесь работать тренером…
– Так вы знаете, кто я?
– Совершенно справедливо, – ответил директор. – Я обязан все знать. Правда, я не знал, что у вас есть ребенок. Теперь же, когда я это знаю, я сомневаюсь, насколько уместно было с вашей стороны принести ее с собой в школу. У девочек достаточно своих проблем. Они нуждаются в пристальном внимании со стороны тех, кто работает с ними.
– Я могу уделять им должное внимание.
Он вздохнул.
– Разве вы не понимаете, что это вопрос дисциплины? В течение ряда лет в Маунт-Корте царил полнейший хаос. Уроки то проводились, то нет. Посещаемость фиксировалась редко. Время отбоя не соблюдалось. В помещениях спален воспитанницы вели себя как хотели. Эти девочки и знать не хотели о том, что у удовольствий тоже бывают пределы. Более того, они не имели представления, что такое воздержание. Они получали все, что хотели. Если им что-нибудь не разрешали, они делали это украдкой. Так их воспитывали, а школа ничего не делала, чтобы исправить положение. Поэтому случались скандалы – и какие! Имели место, например, случаи алкогольного отравления, злоупотребление наркотиками и чуть ли не открытая война с городскими детьми. Так вот, я намерен навести порядок. – Он взъерошил рукой волосы. – Для этого мне необходимо установить строгую дисциплину. Мы впустую говорим о правилах здесь.
Пейдж ждала, когда он продолжит свои рассуждения.
Казалось, что директору не доставляло особой радости говорить все это, и на секунду Пейдж подумала, что где-то в глубине его души, возможно, и скрывается доброта.
– Правила не могут быть обязательными для одних и необязательными для других. Когда люди идут на работу, они оставляют детей дома.
– Я здесь не на работе. Я просто пришла по-дружески поговорить с девочками.
– Тогда следуйте этому принципу, когда приходите сюда в качестве их тренера.
– Это тоже не работа. – Пейдж спорила с ним, потому что была уверена в своей правоте. – Это развлечение. Вот почему я занимаюсь тренерской работой бесплатно. Мне нравится быть среди этих детей. Они мне не безразличны. Я полагала, что и вам тоже, и поэтому удивилась, что вы не позволили мне поговорить с ними сегодня вечером. Им нужен человек, который мог бы помочь им размышлять. Им нужен взрослый. До того, как я пришла сюда, девочки буквально с ума сходили от навалившихся на них недетских проблем. Или это вас совершенно не волнует? Или для вас отметки – самое главное? Или вы здесь только для того, чтобы у нас была на высоте отчетность?
Он издал звук, выражающий недовольство, подбоченился и выглянул из окна, откуда открывался вид на школьный городок.
– Это местечко рушится на глазах. Финансирование ни к черту, и мы едва сводим концы с концами, а улучшений не предвидится. Председатели благотворительного фонда в ужасе, что средства вылетают в трубу – тратятся впустую, а когда нам необходимо получить от них некоторые суммы, выясняется, что наши выпускники бегут отсюда сломя голову и не слишком хорошо отзываются впоследствии. Таким образом, – тут он соизволил опять посмотреть на Пейдж, – мне приходится заниматься писаниной, но это отнюдь не значит, что на ребят мне наплевать. Конечно же, я люблю детей. Как иначе вы можете объяснить, что я согласился работать в этом медвежьем углу? Черт возьми, я и сам проработал учителем много лет.
Таким эмоциональным он нравился Пейдж куда больше. Когда директор волновался, он казался более человечным.
– Неужели?
– Вы мне что, не верите? Я преподавал христианское учение.
– А я приняла вас за учителя математики. Она всегда казалась мне наиболее строгой из всех дисциплин.
– Я не строгий.
– Смею вас заверить, что вы кажитесь таким. Но, черт возьми, если вы хотите вызвать эпидемию самоубийств среди детей, которые считают, что не так уж плохо последовать примеру доктора О'Нейл, – это на вашей ответственности.
Крошечное запеленутое существо неожиданно разразилось тихим и слабым криком, заставив мгновенно улетучиться чувство некоторого удовлетворения, которое было появилось у нее, когда выяснилось, что она в состоянии вывести Ноа Перрини из себя.
– О Господи, она говорит! – Глаза Сами были полуоткрыты, она тихо кричала во сне.
– Может быть, она намочила пеленки? – предположил Ноа.
24 
