24 
Он смотрел на лица зрителей, сидевших на трибунах, — на одних была омерзительная радость, на других безысходная усталость, — болельщики выглядели так, будто в поражении для них больше горечи, чем для парней, сражавшихся на площадке. Возможно, так оно и было. По мнению Дэйва, некоторые из них впервые в этом году пришли на матч. И привели с собой детей, жен; покинули свои дома рано наступающим калифорнийским вечером, захватив с собой переносные холодильники со снедью, чтобы перекусить в автомобиле; они купили билеты по пять с половиной долларов, а поэтому сидели на дешевых местах, но при этом надели на головы своим детям бейсбольные кепи по двадцать пять долларов за штуку, ели гамбургеры по шесть долларов за штуку и хотдоги по пять долларов сорок центов за штуку, пили разведенную из концентрата пепси, лизали тающее эскимо на палочках, сладкие капли которого стекали по их волосатым запястьям. Дэйв знал, что пришли они туда ради того, чтобы нажраться и оттянуться, получить заряд бодрости от редкого зрелища победного матча. Вот почему арены и бейсбольные стадионы напоминали Дэйву соборы, где жужжание светильников, бормотание молящихся и биение сорока тысяч сердец, преисполненных общей надеждой, существуют в едином ритме.
Победи! Победи ради меня. Победи ради моих детей. Победи ради моего семейного союза, так чтобы я мог взять твою победу с собой в машину и в ее сиянии восседать в ней вместе со своим семейством, когда мы поедем назад, — ведь в наших собственных жизнях победами и не пахнет.
Победи ради меня! Победи! Победи! Победи!
Но, если команда терпит поражение, тогда объединяющая этих людей надежда рассыпается в прах и все иллюзии рассеиваются. Твоя команда обманула тебя, и теперь когда ты изредка вспоминаешь о ней, то вспоминаешь лишь о том, что ты сам проиграл. Ты надеялся, надежды не сбылись. И ты сидишь теперь среди кучи целлофановых кульков из-под попкорна, пакетов из-под чипсов и гамбургеров, мокрых липких пластиковых чашек, обманутый в своих самых радужных надеждах; тебе предстоит долгий мрачный путь домой, надо будет продираться сквозь орды пьяных злобных нелюдей; молчаливая жена, подсчитывающая, во что обошлась поездка, и троица раскапризничавшихся детей. И вот со всем этим, находящимся рядом с тобой в машине, ты едешь домой, туда, откуда ты отправился на это соборное действо.
Дэйв Бойл — в свое время звезда бейсбольной команды средней школы с техническим уклоном в Дон-Боско, которая в те славные годы, с 1978 по 1982-й, была на слуху у любителей бейсбола — знал, что в этом мире существуют некоторые обстоятельства, влияющие на настроение сильнее, чем выигрыш или проигрыш на болельщика. Он знал, что делать, когда надо ими воспользоваться, как укротить ненависть болельщиков, бросившись перед ними на колени и умоляя их издать еще хотя бы один вопль одобрения; повесить голову и опечалиться, когда ты сделаешь что-то такое, что разобьет их общее злобное сердце.
— Как тебе эти цыпочки? — спросил Верзила Стэнли, указывая Дэйву на двух девушек, внезапно возникших над барной стойкой; они пританцовывали, крутя попками и раскачивая бедрами в такт песне «Сероглазая девушка», которую фальшиво напевала их третья спутница. Та, что справа, была пухленькой, с сияющими серыми глазками, обращающимися к каждому с просьбой «Трахни меня». Дэйву показалось, что сейчас она находится на пике своего незадачливого начального этапа; этой девушки хватит не больше, чем на шесть месяцев беспорядочных и безудержных занятий любовью. Года два назад, наверное, она не знала ничего другого, кроме тяжелой работы на земле, — достаточно взглянуть на ее подбородок, чтобы убедиться в этом; она полная, с дряблым телом, да еще и в домашнем платье — ну как убедить себя в том, что она еще хоть какое-то время сможет пробуждать в ком-нибудь страсть.
А вот другая…
Дэйв знал ее, знал с того времени, когда она была еще совсем ребенком — Кейти Маркус, дочь Джимми и несчастной покойной Мариты; сейчас ее мачехой была Аннабет, двоюродная сестра его жены. Сейчас это была совсем взрослая девушка с прекрасным вызывающе упругим и соблазнительным телом. Наблюдая за тем, как она танцует, разводя руками, покачиваясь и смеясь; наблюдая за ее лицом, мелькающим из-под копны распущенных светлых волос, когда она движением головы отбрасывала их назад, за спину, демонстрируя при этом молочно-белую изящно выгнутую шею, Дэйв почувствовал, как черная тоска, щемящая сердце, разгорается в нем, словно пламя, в которое плеснули горючим; а откуда бралась эта тоска, ему было известно. Она исходила от этой девушки. Она передавалась от ее тела к его телу; от внезапной понимающей улыбки, в которой расплылось ее вспотевшее лицо, когда их глаза встретились и она поманила его своим маленьким пальчиком, и этим жестом, казалось, пронзила его грудную клетку в том самом месте, где билось его сердце.
24 
