очень нудно 
2 
— А когда кто-нибудь становится очень важным, продолжала мама, бывает, что начальник назначает его на особую работу в другом городе, куда не всякого пошлешь.
— А что за работа? — полюбопытствовал Бруно. Если быть честным с самим собой — к чему он всегда стремился, Бруно не очень-то понимал, — чем занимается его отец.
Однажды в школе они разговорились об отцах. Карл сказал, что его папа зеленщик, и Бруно знал, что это чистая правда, потому что отец Карла держал зеленную лавку в центре города. Даниэль сказал, что его папа учитель, что тоже было правдой, потому что отец Даниэля учил старшеклассников, от которых лучше было держаться подальше. А Мартин сказал, что его папа повар, о чем Бруно опять-таки знал наверняка, потому что, когда отец забирал Мартина после уроков, на нем всегда была белая спецовка и клеенчатый фартук, будто он прибежал в школу прямо от плиты.
Но когда спросили Бруно, кем работает его отец, он открыл было рот, но вдруг сообразил, что и сам не знает. Единственное, что он мог сказать, это то, что его отец далеко пойдет и у Фурора на его счет большие планы.
— Очень серьезная работа, — ответила мама после небольшой заминки. — Для выполнения которой требуется особый человек. Думаю, ты способен это понять.
— И нам всем надо уезжать? — не поверил Бруно.
— Ну разумеется. Ты ведь не хочешь, чтобы папа поехал на новую работу один и грустил там без нас?
— Наверное, нет.
— Папа по нам будет ужасно скучать.
— А по кому он будет больше скучать? — встрепенулся Бруно. — По мне или по Гретель?
— По обоим одинаково.
Мама полагала, что в семье не должно быть любимчиков, и Бруно уважал ее мнение, тем более что ему было доподлинно известно: мама любит его сильнее, чем Гретель.
— А что будет с нашим домом? спросил Бруно. — Кто о нем станет заботиться, когда мы уедем?
Мама вздохнула и огляделась с таким видом, будто уже не надеялась снова увидеть эту комнату. Дом был очень красивым, в пять этажей, если считать подвал — где повариха готовила еду на всех, а Мария с Ларсом ругались, сидя за столом и обзывая друг друга словами, которые Бруно запрещалось произносить вслух, и если считать крохотную комнатушку на самом верху со скошенным оконцем, откуда Бруно, встав на цыпочки и крепко держась за раму, мог увидеть весь Берлин.
— Дом мы запрем, — сказала мама. — Но мы ведь сюда когда-нибудь вернемся.
— А куда денется повариха? — не унимался Бруно. — И Ларс? И Мария? Разве они не останутся здесь жить?
— Они едут с нами. — Мама положила ладонь на стол. — На сегодня вопросов достаточно. Пожалуй, тебе стоит пойти наверх и помочь Марии укладывать вещи.
Бруно поднялся, но с места не сдвинулся. Ему было необходимо спросить еще кое о чем, прежде чем он решит, что ситуация более или менее прояснилась.
— А далеко это? Ну, папина работа? Дальше чем в километре отсюда?
— О боже, — рассмеялась мама. Правда, смех ее был каким-то странным, веселой она не выглядела и даже отвернулась, словно не хотела, чтобы он видел ее лицо. — Да, Бруно, это дальше чем в километре отсюда. Намного дальше, доложу я тебе.
Глаза Бруно расширились, рот сложился буквой О, а руки сами собой раздвинулись в стороны, как всегда, когда он был чем-то изумлен.
— Неужто мы уезжаем из Берлина? — задыхаясь, выговорил он.
Мама печально кивнула:
— Боюсь, что так. Работа твоего папы…
— А как же школа? — перебил Бруно. Он знал, что в разговоре никого нельзя перебивать, но догадывался, что на сей раз его простят. — И Карл, Даниэль, Мартин? Как они узнают, где меня искать, когда мы захотим встретиться?
— С ними придется попрощаться… Впрочем, я уверена, что пройдет немного времени — и вы опять будете вместе. И пожалуйста, никогда не перебивай меня, — не преминула напомнить мама. Мол, сколь бы странными и неприятными ни были грядущие перемены, это еще не повод нарушать правила вежливости, которым обучали Бруно.
— Попрощаться? — Мальчик уставился на мать. — Попрощаться? — повторил он, выплевывая слово, будто его рот был набит печеньем, разжеванным на мельчайшие кусочки, но пока не проглоченным. — Сказать «прощай» Карлу, Даниэлю и Мартину? — Голос его уже смахивал на крик, а кричать ему дозволялось только на улице. — Но они мои лучшие друзья, верные и на всю жизнь!
— О, заведешь новых, — небрежно обронила мама, словно найти трех верных друзей на всю жизнь пара пустяков.
2 
