Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
48 
– Нет, не кажется. Дело в том, что вы с Аланом любите… все-таки любите друг друга, а ради сохранения любви можно не открывать правду. Уже не лгать, просто не открывать правду. Ты могла бы заботиться о нем и оберегать его в дальнейшей жизни, искупая тем самым вину. Искупление не было бы очень тяжелым, потому что ты его любишь. Но что толку сейчас говорить об этом? Ты уже все разрушила. Мне больше нечего добавить.
Динни молчала.
– Когда-нибудь ты скажешь мне спасибо, хотя сейчас думаешь, что я жестока. Если хочешь, я еще посижу с тобой. Если нет – я поеду домой… Возможно, тебе надо подумать и побыть одной.
– Конечно, отправляйся домой. Ты наверняка устала. И, конечно, спасибо тебе. Ты единственная, кому я доверилась.
– Звони, если что. Я даже не стану слишком сильно ругаться, если ты позвонишь ночью. Я знаю, что у тебя сейчас самое тяжелое время. Звони.
– Спасибо, – повторила Динни.
Проводив подругу, она принялась методично убирать со стола, мыть чашки, выбрасывать скомканные и смятые салфетки, проветривать комнату и вообще всячески облагораживать пространство.
24
Динни спускалась по трапу самолета, и ее каштановые волосы трепал легкий ветерок, а щедрое калифорнийское солнце сумасшедшими солнечными зайчиками путалось в прядях ее волос.
Она делала очередной шаг на пути к себе.
В поисках ответа она поняла, где именно ей сейчас нужно оказаться.
Она немедленно взяла билет на самолет. На это ушел остаток наличных, чудом обнаружившихся в ее кошельке. Через несколько часов она уже была в Риверсайде.
Ее с распростертыми объятиями встречали мать и отец, который уже прекрасно себя чувствовал, бодро выглядел, вернулся к своей излюбленной игре в гольф и утренним пробежкам по побережью.
Динни предупредила их о своем приезде перед самым вылетом. Хотя они виделись и не так давно, радость от ее приезда, похоже, превышала радость от возвращения блудного сына в отчий дом. Правда, это было довольно давно и градус накала отчей любви к блудному сыну измерить уже не представлялось возможным.
Зато градус жары в Риверсайде превышал все мыслимые нормы. Динни порадовалась, что в самолете переоделась в легкую бежевую юбку и золотистый топ на тонких бретельках.
– Чудесно выглядишь, милая, – сообщила Мириам, целуя дочь в щеку.
Фред же просто стиснул Динни в своих медвежьих объятиях так, что она вскрикнула и с недовольным видом поинтересовалась:
– Интересно, почему у мамы до сих пор целы все ребра?
Родители переглянулись и расхохотались.
Завтрак на террасе состоял из апельсинового джема, хрустящих свежих булочек, нескольких сортов сыра, вафель с черничным вареньем, грейпфрутового сока…
Уже за столом отец поинтересовался у Динни:
– А где же твой супруг? Ты обещала, что мы познакомимся с ним в следующий раз. Когда он прилетит?
Динни, помня науку Хиллари «умолчать о чем-то не то же самое, что солгать», отозвалась:
– Папа, я не знаю точно, когда он сможет прилететь. – Умничка, безупречно сформулировано, похвалила она себя.
Фред засопел, но удовлетворился таким ответом. Мириам долгим взглядом посмотрела на дочь.
– Ну теперь ты в офис? – спросила она мужа после завтрака.
– Да, отправлюсь туда и как следует поработаю. Дам всем жару!
– Папа, у вас и так тут жара.
– Это для тебя у нас жара. А мы в лучшем случае воспринимаем это как «не замерзаем – и славно», – с достоинством ответил Фред.
Динни рассмеялась.
– А вы, милые дамы, чем займетесь?
– Думаю, Динни не помешает немножко отдохнуть. Наверное, поедем на пляж, позагораем, окунемся пару раз. Поболтаем. – Мириам подмигнула дочери.
«Болтовня» вышла совсем не такой беззаботной, как мог предположить Фред.
От матери, как и от Хиллари, Динни не утаила ровным счетом ничего.
Они лежали на удобных лежаках престижного платного пляжа, подстелив вниз роскошные цветные полотенца. Соломенная шляпа с широкими полями защищала лицо Динни от солнца. Мириам смотрела на дочь, повернувшись к ней на своем лежаке. Динни, не открывая глаз, рассказывала.
Когда Динни наконец закончила, наступила тишина. Только ветер шуршал по песку обрывками сухих бурых водорослей да чайки разносили свою крикливую перебранку над водой.
Динни решилась открыть глаза. Она ожидала прочесть в глазах матери осуждение, разочарование. Возможно, такое же непонимание, как у Хиллари. Гнев, досаду.
48 
