1

В небольшом помещении чайной лавки почти стемнело.

Вернее, за окном еще было светло. Но солнце пряталось за тучами; над Эдинбургом висела серая хмарь.

Максин поднялась со своего места и, подойдя к окну, покрутила регулятор жалюзи. Жалюзи стали почти невидимыми, но света в помещении от этого не прибавилось.

Тогда Максин плотно закрыла жалюзи и включила свет над прилавком.

Лампа осветила кассовый аппарат, толстую тетрадь, куда Максин вносила свои пометки, блестящие листы подарочной упаковки и стопки бумажных пакетов.

Максин прошлась вдоль стеллажей и включила свет и над ними. В лавке по-прежнему было не слишком светло, но Максин нравился некий налет интимности, нравилась атмосфера, создаваемая рассеянным освещением. Даже стеклянные банки выглядели таинственными вместилищами сокровищ.

В центре лавки стоял темный деревянный круглый столик, с четырех сторон стол обступили низкие стулья с мягкими спинками и сиденьями. К столу на длинном витом шнуре с потолка спускалась лампочка, одетая в яркий оранжевый бумажный абажур. Максин оставила эту лампу выключенной.

Потом она посмотрела на маленькие часики. Ей пришлось прищуриться, чтобы увидеть время. Стрелки были слишком тонкими, незаметными, и надо было напрягать глаза. До конца рабочего дня оставалось еще полтора часа.

Как назло, именно сегодня Максин почему-то было невыносимо скучно на работе. Она еще могла бы понять, если бы за дверями на улице сияло солнце, манило выйти и прогуляться по шумному проспекту или тихому парку. Но, кажется, тучи грозили в итоге разразиться дождем.

Может быть, все дело было в этом сером настроении. Небо давило, подминало под себя, вселяло в душу грусть и даже подавленность. Максин знала десятки рецептов от плохого настроения, но сейчас не было настроения даже на то, чтобы прибегнуть к этим спасительным способам.

И покупателей не было.

Да, наверное, все дело заключалось именно в этом.

Максин очень любила находиться в лавке, она любила лавку саму по себе. Ей нравилась атмосфера, нравилось освещение. Нравилось, что помещение небольшое, но потолок при этом высокий. Нравилось снимать стеклянные крышки с банок и вдыхать тонкий, ни с чем не сравнимый аромат.

Даже запах в лавке был особенным. Так, по крайней мере, казалось Максин. Теплые нотки дерева, смесь чайных букетов, совсем чуть-чуть — пыли (приходилось регулярно проветривать, а окно выходило на улицу, по которой ездили машины). Иногда Максин зажигала ароматическую палочку. Но благовония все же давали слишком сильный, ощутимый запах. Дым от сгорающей палочки проникал в самые дальние уголки лавки, насыщал все лавандой, или розой, или лимонной травой, или сандалом. Но в этом упоительном запахе не находилось места тонким, едва различимым ароматам самого чая.

Максин подумала, что в лавке, наверное, все-таки слишком тихо.

Надо будет принести из дома маленькую магнитолу. Или даже купить — пусть здесь магнитола будет новой. Впрочем… Дома магнитола очень даже неплохая, но стоит и пылится. Значит, решено. Нужно будет привезти сюда магнитолу. Пусть играет музыка, разбавляя тишину в томительные паузы между визитами покупателей, завсегдатаев и любимцев.

Как же ей это раньше в голову не пришло?

Может быть, потому, что музыка у Максин не ассоциировалась с чайной лавкой. Музыка была скорее прерогативой многочисленных магазинов одежды. Там могло играть что угодно. Рейв, от которого через пять минут начинала болеть голова, и Максин торопливо выбегала из магазина, недоумевая, как продавцы могут весь день слушать подобное и сохранять здравый рассудок. Бодрая поп-музыка, заставляющая подбирать себе обувь и аксессуары в стиле звезд из телевизора.

Максин подумала, что вполне можно крутить в лавке ненавязчивый джаз. Или что-нибудь французское, лиричное, напеваемое девушками с проникновенными по-детски голосами.

Вот только будет неудобно постоянно переключать громкость. Если музыка будет мешать слышать вопросы покупателей, ее придется делать тише. А если фон будет совсем тихим, то зачем он тогда вообще нужен?

  1