108 
— Едем, ребята, — голос Токарева был нереально ласковым. Так обращаются к людям, когда от них требуется что‑то внешне незначительное, но абсолютно важное для просителя.
— Пока, — бросил Барановский, небрежно махнув рукой на прощание Саванкжу. — И смотри, чтобы ничего с грузом не случилось. Головой за него отвечаешь. Если груз пропадет, а ты жив останешься, я сумею исправить эту оплошность, — сказано было вроде в шутку, но чувствовался металл в голосе, проступавший сквозь мерзкий смешок. Бизнесмен умел делать деньги, знал им цену и если платил, то давал почувствовать человеку, принимавшему от него купюры, что это не бумажки — гарантия будущих материальных благ, а в первую очередь ответственность.
Еще раз колыхнулась маскировочная сетка, и двое бизнесменов вместе с охраной покинули ангар. Загудел мотор джипа, мелькнули фары, и машина покатила к далекому выезду.
Саванюк потер ладони и пробурчал вслед уезжающему автомобилю:
— Мудаки долбаные! — затем крикнул в невысокую, по плечо, раскрытую металлическую дверь с огромным маховиком ригельного замка. Такая могла выдержать даже ударную волну от ядерного взрыва. — Эй, мужики, время пошло!
Первым появился латыш, за ним его белорусские коллеги. Все с автоматами. Взгляды у мужчин были потухшие. Впервые их не допустили к деталям операции, значит, затевалось что‑то или очень опасное, или прибыльное.
Раймонд попробовал заглянуть в стекло «УАЗика», но Саванюк тут же встал у него на пути.
— Что везем? — спросил Овсейчик.
— Вас, ребята, это абсолютно не касается. Да и я, честно признаться, не знаю, что нам поручили перетаскивать.
«Врет, — подумал Дорогин, — сам‑то он знает, что происходит.»
— На этот раз не водка? — слово «водка» Михальчук произнес ласково, так произносят имя любимой женщины.
— Не знаю. По мне, хоть пустые бутылки возить, лишь бы за них платили.
Саванюк любил держать таможенников в неведении до самого последнего момента и давал им указания непосредственно перед отъездом. Может, в этом и не было особой необходимости, но сказывалась привычка бывшего военного: документы и карты сразу после осмотра прятать в сейф, никаких записей на столе не оставлять и сообщать–подчиненным только самое необходимое, лучше всего разделяя правду об операции на порции: основная задача главного подразделения, подразделения слева и справа, а что делается дальше, мелкому командиру знать не положено.
Саванюк вытащил карту из кожаной планшетки, расстелил на капоте «УАЗика.» Правой рукой поднял фонарь, не очень высоко, так, чтобы в кругу света оказалась лишь карта и левая рука с зажатым в ней мягким карандашом.
— Дорога та же, что и в прошлый раз, по которой фуры ехали, — комментировал Саванюк, ведя остро отточенным карандашом по карте. — Вы поедете впереди меня. Ваша задача — убедиться, что дорога абсолютно пуста. На тебе, Раймонд, переправа груза через реку. Я поеду с тобой в Латвию, а вы останетесь на белорусском берегу. Выход дороги к Двине — возле старой паромной переправы, там меня, Раймонд, и жди.
Латыш, закусив губу, склонив голову набок, смотрел на карту.
— Сколько груза за одну ходку возьмем?
— Килограммов семьдесят–восемьдесят.
— Я должен знать, если это оружие или наркотики — не повезу.
Саванюк толкнул таможенника локтем в бок.
— Чистоплюем стал. Тебе я должен сердцем матери клясться, что там все чисто, словно слеза ребенка?
Эта шутливая фраза о слезе ребенка заставила Дорогина сжать обрез в руке. Он чувствовал, что готов прямо сейчас выстрелить из двух стволов. Теперь уже Муму был абсолютно уверен, эти четверо сожгли Гришу Склярова и его семью. Может, и не все четверо, а только двое, но ему даже не хотелось знать конкретно, — кто из них обливал дом бензином и подносил зажигалку. Возле машины стояли четверо мужчин, каждый из которых был способен на такую дикую подлость. Но Дорогин понимал, что одним выстрелом, пусть и из двух стволов, всех не уложишь, а у них автоматы. Перезарядить обрез не успеешь, даже если зажмешь в кулаке наготове два новых патрона. К тому же ангар — место открытое, спрятаться практически негде.
— У меня предчувствие сегодня нехорошее, — признался Раймонд.
— Ты чувства себе в задницу засунь, — зло оборвал его Саванюк.
—- Много мы наворотили за последние дни, надо бы отсидеться.
— Еще раз — сегодня, а потом на месяц перерыв. Ни водки, ни металла — ничего возить не будем.
108 
