Последние отзывы

  8  

— Тише! — тряхнула я ее: родители спали в соседней комнате. — Зачем ты пришла?

— А так, — выдавила она из себя. — Тебя захотелось… ик!.. пови… повидать. Пустишь?

— Ну… Заходи, раз пришла. Только ненадолго.

— Ага. Я бук… вально на мин — ик! — на минутку. Выпить дашь?

— Чаю дам, — сказала я, встряхивая Лару, чтобы она стояла прямо и не заваливалась на бок. — Давай шагай на кухню, только умоляю, потише.

Придерживаясь руками за стены узкого коридорчика, Лара сумела донести себя до кухни самостоятельно.

— Скромно живешь, — сказала она, шлепаясь на табурет.

— Мне хватает. Слушай, давай без предисловий — говори сразу, зачем пришла? Извини, что поторапливаю, но у меня завтра такой день — должна же ты понимать!

— Уж кто-кто, а я-то понима-а-аю! — с трудом сфокусировав на мне взгляд, она погрозила мне пальцем. — Я понима-а-аю, подруга! Еще бы — ик! — еще бы мне не понимать! Ведь… это… как это? На твоем месте должна была быть я, во!

— Лара. — Жаркая волна стыда и вины перед Ларой неожиданно снова накрыла меня, хотя за прошедшие полгода я, казалось, сумела погасить в себе оба этих чувства. — Лара, я знаю, что выгляжу в твоих глазах отвратительно, ну, разлучницей, что ли… Но давай не будем сейчас разыгрывать друг перед другом сцену из бульварного романа. Мне тяжело об этом говорить, но… Когда у нас с Павлом все началось, он уже действительно тебя не любил.

— Этого ты знать не можешь, подруга.

— Знаю. Ведь он женится на мне. Завтра.

— Же-енится! — пьяно взвизгнула Лара. — Женится! А почему?

— Потому что любит, — твердо сказала я.

— А вот и нет! А вот и нет! А вот и нет! — трижды повторила она. — Любит он меня! Меня! А ты…

— А я? — спросила я насмешливо.

— А ты у него за очередной коммерческий проект идешь! Поняла? Только на этот раз не у него покупают, а он сам продается! За московскую прописку!

— Что?! — у меня перехватило дыхание.

— То! Что слышала! Ты же знаешь, что он прописан у черта на куличках, в Сибири где-то! Хотя здесь, в Москве, у Пашки и дел навалом, и знакомых нужных цельный мешок! Только московскую прописку сделать не так-то просто, вот, поди, никто и не взялся! А через месяц у него защита, диплом получит — и загремит в какую-нибудь Тьмутаракань на три года молодым специалистом! Ему это надо?

— Какая чушь…

— Да? А почему же он тогда со мной четыре года амуры крутил, а как дело к защите пошло — бросил? Потому что я тоже не москвичка, вот почему! Я ж из Тулы, все годы в общаге прожила! Он расчетливый, Пашка. Он зна-ает, что ему надо. Захотел классного секса — получил! — сказала она с пьяной откровенностью. — Ты бы знала, что мы с ним вытворяли на моей койке, когда соседки уходили — Кама сутра позавидовала бы! Наелся Пашка секса, захотел потом москвичку, на которой можно жениться — получил! Он ушлый… у нас с тобой.

Это «у нас с тобой» резануло меня больше, чем все остальное, сказанное Ларой. Я вдруг подумала…

— Скажи, — вцепилась я ей в руку, — скажи: все это время, пока мы с Павлом вместе, ты… Он… Он — приходил к тебе?!

— Ни разу, — сразу как-то сникла и увяла Лара. Пьяная бравада слетела с нее, она начала приходить в себя. — Ни разу не пришел. Хотя я так его ждала… Я его даже в подъезде караулила, чтоб ты знала.

— А он?

— А он — ничего… Иди, говорит, домой…

— Правильно! — у меня отлегло от сердца. — Совершенно правильно говорит. Иди ты в самом деле домой, Ларка. И проспись. Завтра сама ведь пожалеешь, что ко мне приходила.

Она понуро встала и поплелась назад в прихожую. Захлопнув за ней дверь, я вернулась на кухню. И с омерзением выкинула в мусорное ведро чашку с чаем, которую получасом раньше поставила перед Ларой, и к которой она даже не притронулась…

* * *

Даже сейчас, спустя двадцать два года, при воспоминании о том, с каким настроением я спускалась по лестнице, чтобы сесть в разнаряженную машину и поехать на собственную свадьбу, меня охватывает ледяная дрожь. Почему-то мне казалось тогда, что стоит мне только увидеть Павла, заглянуть ему в глаза — и я сразу пойму, действительно ли я представляю для него не больше, чем неизбежную необходимость на пути к покорению столицы. «Дурочка, но ведь до сих пор у тебя не было сомнений в том, что он тебя любит!» — уговаривала я себя. Но в горле стоял ком, и белоснежное платье с невесомой фатой, которыми до сих пор я не могла налюбоваться, вдруг стали казаться глупым мещанским нарядом, захотелось выскользнуть из него, бросить… Что стоит это платье, если он меня не любит?

  8