87 
— Что ж, пошли.
Мы выбираемся из машины и идем за людьми, которые торопливо тянутся на восток, словно пилигримы. Идут целыми семьями, отцы несут маленьких детей на плечах. Мы доходим до места, где все останавливаются. Начинают устраиваться на ступенях, перилах, билбордах — везде, где находят свободное местечко. Идущая рядом с нами женщина останавливается и протягивает своему спутнику пенопластовый стаканчик. Наливает в него кофе из термоса.
— Не могу дождаться, — говорит она.
Мы с Ребеккой оказываемся рядом с крупным румяным мужчиной во фланелевой рубашке с отрезанными рукавами. Он держит упаковку из шести баночек пива.
— Прекрасный день для сноса, — улыбается он нам.
Ребекка спрашивает, знает ли он точно, какое из зданий — здание компании «Пилсбери».
— Сейчас вот это. — Он указывает на большой небоскреб из хрома и стекла. — Но раньше было вон то. — Он ведет пальцем по горизонту к приземистому серому зданию — бельму на глазу у современных построек. Неудивительно, что его хотят снести.
— Неужели они не пытались продать здание? — интересуется Ребекка.
— А кто его купит?
Собеседник протягивает ей пиво, но она говорит, что ей еще рано употреблять спиртное.
— Как хочешь, — фыркает мужчина. — Могла бы и схитрить. — Спереди у него не хватает зуба. — Вы являетесь свидетелями исторического момента. Это здание стояло здесь всегда. Я помню времена, когда оно было единственным высотным зданием в Миннеаполисе.
— Все меняется, — говорю я, потому что вижу, что собеседник ожидает ответа.
— И как они будут это делать? — спрашивает Ребекка.
При этих словах женщина по другую руку от Ребекки поворачивается и вмешивается в наш разговор.
— Динамитом. Они заложили его на всех этажах, поэтому здание должно обрушиться последовательно.
Кто-то кричит в невидимый громкоговоритель:
— Мы не можем сносить задние, пока все не отойдут за оранжевую линию!
Голос повторяет предупреждение еще раз. Интересно, где эта оранжевая линия? Если там столько же людей, как здесь, сзади, передних трудно винить. Наверное, они просто не видят этой линии у себя под ногами.
— Все должны отойти за оранжевую линию до начала сноса!
Услышав второе предупреждение, толпа начинает сплачиваться, сжиматься, как толстый вязаный свитер. Я ловлю себя на том, что меня вдавили в мягкий живот здоровяка. Мое плечо он использует в качестве подставки для своего пива.
— Десять… девять… восемь… — кричит рупор.
— Скорее уже, — не терпится мужчине.
— Семь… шесть…
Где-то раздается сигнал пожарной машины.
Оставшиеся пять цифр я не слышу. Здание — этаж за этажом — оседает. Лишь когда падает второй этаж, я слышу взрыв динамита. Шлакобетонные блоки обваливаются этаж за этажом.
Бум! Мы слышим звук взрыва после того, как осел целый этаж. Одним махом стирается история. Нужно не больше пяти минут, взрывчатка — и ничего, кроме дырки на горизонте, не остается.
Толпа начинает тесниться и толкаться, людской поток затягивает нас с Ребеккой. Люди вокруг прорываются куда-то пульсирующими толчками.
На полпути к машине я понимаю, почему все выглядит по-другому. Пыль повсюду. Бело-серая, как искусственный снег, который показывают по телевизору. Ребекка пытается поднять горсть пыли, но я отряхиваю ее руку. Одному богу известно, что в этой пыли.
Добежав до машины, я не узнаю наш «Эм-Джи»: мы не опустили крышу, поэтому весь автомобиль в мелу. Пыль оседает на одежде, забивается между пальцами, и нам приходится усиленно моргать, чтобы она не попала в глаза. Пыль продолжает лететь, рассеиваясь от места сноса подобно радиоактивным осадкам. Мы с Ребеккой опускаем крышу — впервые с тех пор, как купили машину.
Я знаю, что должна получить от Джоли письмо, но мне что-то не хочется бродить по улицам Миннеаполиса. А если еще какое-нибудь здание упадет? Я предлагаю Ребекке сперва позавтракать.
За картошкой с беконом я сообщаю Ребекке, что мы едем в Айову. К месту, где разбился самолет. Я говорю, что давно об этом думала. А поскольку мы уже здесь… можем поехать посмотреть на обломки. Насколько я знаю, они до сих пор разбросаны по полю.
Я жду, что она станет возражать.
Ребекка не говорит того, что я ожидала услышать. По сути, даже не сопротивляется. Может быть, Джоли прав и она созрела для этого. Дочка спрашивает:
— А почему они до сих пор там?
37
Ребекка
Дядя Джоли, когда мы вернулись в Калифорнию после авиакатастрофы, посоветовал маме записаться в группу аутотренинга для женщин, подвергающихся насилию в семье. Он сказал, что когда тебя окружают люди, которые живут такой же жизнью, как и ты, то чувствуешь себя увереннее, — и, как всегда, мама ему поверила.
87 
