70 
Ребекка хлопает в ладоши. Выбор на самом деле невелик: несколько видавших виды «кадиллаков», синий джип и пыльный «Шевроле-Нова».
— Как тебе эта? — спрашивает Ребекка, указывая на маленький спортивный «Эм-Джи», который я сразу и не заметила. Из соображений безопасности я всегда держусь подальше от таких небольших машин. Автомобиль практически не виден из-за вывески с ценой на бензин. Красный, на каждом колесе пятна ржавчины. Салон во многих местах порван.
— Верх откидывается автоматически, — говорит Длинная Шея, — и все еще работает.
Ребекка перепрыгивает через дверцу машины, неловко опускается на переднее сиденье и одной ногой застревает в дыре на обивке, где треснул винил.
— Сколько? — интересуюсь я.
Ребекка и Длинная Шея синхронно вздрагивают, как будто забыли о моем присутствии.
— И сколько вы дадите за наш универсал?
Длинная Шея одаривает меня кислой улыбкой и возвращается к нашей машине. Убирает с зеркала заднего вида ромашку.
— Я дам вам три тысячи, хотя она таких денег не стоит.
— Шутите? — взрываюсь я. — Машине всего четыре года! Она стоит в два раза дороже!
— Только не здесь, — отвечает он и подходит к «Эм-Джи». — А эту я отдам вам за тысячу.
Ребекка поворачивается ко мне с невероятно грустными глазами, стараясь, чтобы этот взгляд непременно заметил Длинная Шея.
— Слишком дорого, да, мама?
— Не переживай, милая. Поедем в другое место. По дороге в Голливуд еще много городов.
— Пять сотен, — уступает Длинная Шея, — и это моя последняя цена.
На грузовичке лимонного цвета на заправку заезжает какая-то женщина и останавливается у колонки. Длинная Шея извиняется и идет заливать бензин. Ребекка манит меня поближе к машине, я перелезаю через дверцу не так шустро, как она, и занимаю место водителя.
— Где ты научилась отбивать чечетку? — интересуюсь я.
— В школе. На занятиях физкультуры. У меня был выбор между тетерболом и чечеткой. — Она кладет голову мне на плечо. — Значит, думаешь, что мне повезет на Бродвее?
— Не знаю, будешь ли ты иметь успех даже в Попларе, если честно. Но зато ты преуспела в охмурении этого старикашки.
Я начинаю крутить радио (не работает) и переключатель передач (стоит на задней). Ребекка открывает бардачок — пусто, потом лезет рукой под сиденье, чтобы отодвинуть его подальше. Достает пыльный конверт, лежавший на пружинах под сиденьем.
— А это что?
Она открывает конверт. Достает несколько двадцаток, там одни двадцатки. Ее глаза изумленно расширяются. Я выхватываю конверт. Быстро пересчитываю деньги, пока Длинная Шея не закончил свои дела.
— Тут больше шести сотен, — говорю я Ребекке. — Вот это я называю «возврат затраченных средств».
Ребекка замечает, что грузовичок отъезжает, и запихивает конверт назад под сиденье.
— Ты правда хочешь эту машину? — громко спрашиваю я, когда Длинная Шея подходит к нам. Ребекка кивает. — Что ж, тогда с днем рождения!
— Ой, мамочка! — Ребекка с визгом бросается меня обнимать. Потом вырывается из моих объятий и трясет руку Длинной Шеи. — Спасибо, спасибо вам огромное!
— Принесу техпаспорт, — говорит Длинная Шея и, прихрамывая, направляется к бетонному зданию, которое, должно быть, служит ему конторой.
Ребекка продолжает улыбаться, пока он не закрывает дверь, потом поворачивается ко мне.
— Давай выбираться из этой дыры. — Она откидывает голову на подголовник сиденья. — Неужели кто-нибудь еще танцует чечетку?
Длинная Шея появляется с таким же конвертом, как и тот, в котором под сиденьем лежат сокровища, — неужели это тайник, о котором он забыл? Я пересчитываю наличные.
— Деньги нужно держать в банке, — советую я ему. — В любой момент могут ограбить.
Он смеется, обнажая беззубые десны.
— Только не здесь. Туристы в Поплар не приезжают. К тому же, — он указывает на ружье, висящее рядом с колонкой, — грабители знают, где искать.
Я выдавливаю слабую улыбку.
— Что ж, спасибо вам за помощь.
Неужели он станет в нас стрелять, когда поймет, что оставил деньги в этой машине?
Ребекка перетаскивает наши пожитки из универсала. Она берет с заднего сиденья спортивную сумку, из бардачка достает карты и бросает все это в крошечный багажник новой машины.
— Ждите моего появления на киноэкранах! — кричит Ребекка старику.
Мы останавливаемся у нашего универсала, ожидая почувствовать что-то сродни угрызениям совести, которые одолевают человека, когда он оставляет частичку себя, отдавая привычную вещь взамен новой, как делаем мы. Но эта машина напоминает мне об Оливере, о побеге, и я не думаю, что буду по ней скучать.
70 
