Последние отзывы

  55  

— Будем надеяться, — осторожно отвечал Богданов, — у МиГов лучшие в мире средства спасения, хотя любое катапультирование небезопасно для летчика. Главное — быстрее его найти, мороз нынче кусачий.

Богданов посадил Аню в машину. УАЗик погнал с аэродрома и скоро запрыгал по пористому насту пустыря. Впереди темнел глухой труднопроходимый лес. Запорошенные снегом чащобы протянулись на многие километры; к счастью, полковник Горовой сообщил координаты приземления парашюта. Спасатели уже прочесывали лес, воздух дробился звуком мотора вертушки.

— От меня ни на шаг, заблудитесь, — предупредил Богданов.

С развесистых лап елей шлепались на людей рассыпчатые снежные шапки. Аня увязла по колено, снег набился в сапоги. Проплутав в зарослях минут пятнадцать, она поняла, что в одиночку ни за что бы не выбралась из лесу. Невозможно сохранить ориентировку среди холодного величия исполинских деревьев. Равнодушный, как любая стихия, лесной массив мог поглотить бесследно каждого, вторгшегося в его владения. На Аню накатывал страх, жестоко хватал за горло, когда она вглядывалась в нескончаемую череду стволов — прямых, как мачты, и причудливо изогнутых — в просветах между ними мерцало искорками снежного покрова белое безмолвие.

Аня заплакала:

— А вдруг его не найдут. Здесь десятки километров чащоб, стужа, он хотя бы тепло одет?

— Если он в сознании, то даст о себе знать, — успокаивал как мог Богданов. — У него с собой НАЗ — носимый аварийный запас — в нем радиостанция и комплект сигнальных средств. Матвей парень крепкий, я уверен, что он справится.

Прогноз подполковника оправдался. Матвея нашли сравнительно быстро. Состояние его было удовлетворительным, если не считать того, что он подвернул ногу и не мог ставить ступню на землю. При катапультировании с него сорвало ботинок(«Тыщю раз говорил — шнурки как следует затягивай!», — разорался по этому поводу Нагатин), парашют запутался в ветвях высоченного дерева, и летчик повис на стропах, затем отстегнулся и спрыгнул, но на босую ногу приземлился неудачно.

Нагатин шумел вовсю, под чрезмерной сердитостью скрывая радость:

— А все оттого, что слушать надо старших и мотать сопли на кулак, не при дамах будь сказано. Скажи спасибо, что быстро нашли, отморозил бы ногу, и поделом тебе, обормоту. Хорошо, если голеностоп не сломал… Ребята, пузырь догадались захватить?…Давайте сюда… На-ка, глотни, Икар, пока в сосульку не превратился.

Матвей сидел на авиационной лодке, которая автоматически надувается при катапультировании на случай приводнения и спускается раньше летчика на длинной стропе. Он успел снять с себя нательную рубашку и обмотать отекшую ступню. Выглядел он крайне расстроенным. Богданов обнял друга.

— Ничего, — сказал он, похлопывая Матвея по спине. — Знаю, ты сделал все, что мог. Разберемся, брат, не переживай.

Ответом ему послужил тяжелый вздох.

Пострадавшего уложили на полотно парашютного купола и понесли. Анна ковыляла рядом, поминутно проваливаясь в снег, держала Матвея за руку и неотрывно смотрела ему в лицо.

— Я до последнего старался его вытянуть, — сказал он Анне так, как будто продолжал начатый разговор. — Не хотел бросать.

— Я понимаю, не казнись, родной.

— Проклятье, поверить не могу…

— Ты ни в чем не виноват…

— Если бы не Сережа… Самолет уже вращался, когда я выпрыгнул.

— А обо мне ты не подумал? Я у тебя на последнем месте!

— Не было самолета надежнее, он будто угадывал мои мысли, слушался малейшего движения и спас меня на самом краю.

— Матвей!

— Урою техников, просмотрели что-то!

— Да что ж ты их, бедных, честишь, — вступился Богданов, — машина не новая, сколько лет в строю. Всему приходит конец. А техники у нас, сам знаешь, ребята толковые и добросовестные. Это ты зря, брат, с выводами не торопись, тут покопаться надо. Знаю по себе, как трудно, почти невозможно оставить машину. Главное, что сам жив.

— Почему ты медлил, почему не сразу выполнил приказ Нагатина? — всхлипывала Анна. Она еще не пришла в себя после пережитого.

Упрямец смолчал, ответил Богданов:

— Большинство летчиков гибнет оттого, что пытаются спасти самолет.

— У тебя еще где-нибудь болит? — допытывалась Аня

— Ерунда. Мышцы болят и шея. Голову прижимал к заголовнику изо всех сил. И в воздухе крутило, как в бешеном смерче. Насилу соображалка включилась…

  55