40 
– Помириться? – Она подавила крик. – Ты со своей-то жизнью не можешь справиться, а теперь еще и мою хочешь испортить? Клянусь богом, я...
– Знаю, знаю, я просто хочу помочь. Сделать что-то хорошее. – В трубке послышались всхлипы. – Я хочу снова объединить семью. У меня в этом мире есть только ты и папа.
– Не начинай, Пеппер. Я не собираюсь лить слезы.
– Это не шутка, – запричитала она. – Я действительно думаю, что сама много раз все портила.
– Это потому, что мы тебе позволяли. По крайней мере я. И, если у отца есть хоть немного мозгов, он побьет меня за то, что я согласилась участвовать в таком идиотском плане.
– Придержи язык, – тихо ответила та с едва заметным раздражением, свойственным малютке-сестре. – Не нужно ухудшать и без того плохое положение вещей.
– Заткнись, Пеппер. Просто заткнись.
Повисла тишина. Дарби глубоко вздохнула, пытаясь прийти в себя. Она с трудом удержалась от того, чтобы не разбить трубку о стену.
– Ты даже не представляешь, во что ты меня втравила, – сказала она спокойно.
Пеппер мудро хранила молчание.
– Не знаю, справлюсь ли я с этим. Мистер Бьорнсен не такой, как ты думаешь. Он...
– Он в порядке? – отозвалась Пеппер. – Потому что, я знаю, что ты знаешь, но, Дар-Дар, если он пострадал, даже по своей вине – а я тебе полностью верю, – то никакой сделки не состоится. И папа никогда не согласится...
– Да ты вообще слушаешь меня? – Дарби потрясла головой, борясь с желанием выкинуть телефон с третьего этажа и броситься самой следом. Взяв себя в руки, девушка произнесла: – Понимаю, что для тебя это будет шоком, но я о тебе совсем не беспокоюсь.
Конец фразы она почти прокричала. После минутного молчания послышался слабый голос:
– Мне жаль. Это все...
– Пеппер.
– Да. Это твое дело.
– В действительности это дело отца.
– Так ты... дома?
В ее голосе проступили неуверенные нотки. Даже она представляла себе, как трудно было для Дарби просто взять и вернуться домой.
– Нет, я в больнице, с Бьорнсеном.
– Боже! Я так и знала!
Дарби наслаждалась паникой сестры.
– Да брось. После этой адской школы хороших манер, куда ты затащила свою сестру, разве такого от нее можно ожидать?
Она слышала, как на том конце провода Пеппер шумно выдохнула, возвращаясь к мысли о трастовом фонде, своем будущем. По крайней мере, это она заслужила.
– Правда, Дарби, твое чувство юмора...
– Исчерпано еще во вторник. Как раз между удалением волос с интимных частей тела – дьявольский ритуал, кстати, – и занятием на тему «Как нарезать грибную запеканку, чтобы удивить гостей».
– Ох, я никогда не подавала грибы...
– Пеппер, – предупредила Дарби.
– Да. Извини. Так если Бьорнсен не в больнице, то что с ним? Он по-английски не говорит, что ли?
– Нет, говорит отлично. И выглядит он тоже отлично. На самом деле отлично.
– О чем ты? Он... – Пеппер запнулась, потом выпалила: – Бьорнсен – плейбой? – Ее смех был поистине демонический. – Все эти годы ты мне ставила на вид, что я встречаюсь со стариками, а...
– Он гораздо моложе отца, Пеппер. Он одного возраста со мной. И он не просто привлекателен. Он ошеломительно красив. Во всех смыслах этого слова.
– Ошеломительно? Хм...
Дарби расслышала нотку разочарования в ее голосе.
– Я думала, Паоло – единственный. Быстро все меняется. Да ладно... Ошеломительный, говоришь? Это исключение из правил. – Потом, помолчав, добавила: – Знаю, как это звучит из моих уст, но тебе не стоит за ним гоняться. В этом смысле. Все так сложно, что...
– Я и не хотела. Просто он... – Дарби остановилась, не зная, как описать гостя. Хищник с детскими ямочками на щеках, при взгляде на которого учащенно бьется сердце? Нет. Они с сестрой редко вели разговоры на подобную тему. То есть Пеппер постоянно ей о ком-то рассказывала, а Дарби лишь слушала.
– Дарби-Дарби. Ты хоть слышала, что я тебе говорю? – Ее голос звучал озабоченно. – Знаешь, если бы я не знала тебя, то решила бы, что ты думаешь об этом. Теперь мне действительно жаль, что я не могу улететь отсюда.
– Не больше, чем мне, поверь. – Дарби вздохнула. – Он один из тех убийственных красавчиков, парень, который уже давно привык жить по-своему. С рождения.
– А, так он похож на тебя?
От удивления Дарби разинула рот.
– Прошу прощения? Принцесса Пенелопа?
– Ха. Думаешь, отец разрешил бы мне смыться с дедом, как тебе?
– Ты же была совсем маленькая.
40 
