Последние отзывы

  25  

Полянский встал из-за стола и прошёлся по кабинету, бормоча:

– Чёрт знает что… Грачёв прав: служба в жандармерии определённо наложила на меня отпечаток… Надо же – начал подозревать всех подряд! Эдак я скоро и Дашу-служанку начну допрашивать с пристрастием: где была? что делала? у кого именно мясо покупала?

«Не вяжется… Ничего не вяжется… – вернулся поручик к размышлениям о работе. – Баронесса отнюдь не скрывается – напротив, открыто приглашает покупателей в свой дом. Живёт она в Новоапостольском с осени, сейчас уже март… И за это время никто ещё не обвинил её в торговле поддельными картинами! Вероятно, настоящая мошенница – не Матильда фон Штейн… Да, но почему у меня возникло ощущение, будто я где-то уже встречал баронессу? Странно… Может быть, виной тому её немыслимая красота?»

В памяти Алексея Фёдоровича тотчас всплыл образ Матильды, и он энергично тряхнул головой, избавляясь от наваждения…

* * *

Баронесса встретила гостей радушно, и Полянскому снова сделалось стыдно: «Очаровательная женщина! А я – последний болван».

Предупредительная хозяйка с порога предложила мужчинам кофе со свежими круассанами, и те не нашли в себе сил отказаться.

За угощением вдова поинтересовалась нынешними ценами на лес. По счастью, Полянский заблаговременно подготовился к этому вопросу и потому легко дал исчерпывающий ответ. Грачёв же преимущественно помалкивал, предпочитая набивать рот вкуснейшими круассанами.

Когда с кофе и круассанами было покончено, баронесса пригласила гостей в главную залу – ознакомиться, наконец, с коллекцией.

Полянский окинул взором картины в солидных багетах. Не будучи специалистом, он, разумеется, не смог определить с ходу, подлинники это или искусные подделки, и оттого в очередной раз сконфузился, одновременно кляня себя за то, что отчего-то по-прежнему не питает к несчастной вдове доверия.

Грачёв же, напротив, пришёл от картин в неописуемый восторг. Мало того, что в коллекции были представлены работы известных даже ему европейских художников, – поражал ещё и грамотный подбор картин! Андрей Генрихович остановил свой выбор на картине выдающегося датского живописца, запечатлевшего в своей работе сцену сельской семейной идиллии.

Баронесса, одобрив его выбор: «О, сударь! Вы – истинный знаток настоящего искусства!», назвала цену: девятьсот рублей. Грачёв обрадовался: в его портмоне томилась тысяча рублей.

Полянский выразительно взглянул на друга. Тот значение взгляда понял, но теперь не знал уже, как ретироваться.

– Сударыня, – пришёл Алексей Фёдорович на помощь Андрею Генриховичу, – и картина прекрасна, и коллекция ваша заслуживает всяческой похвалы, но…

– Вас что-то смущает, Алексей Фёдорович? – удивлённо вспорхнули ресницы Матильды фон Штейн.

У Полянского снова возникло ощущение, что ему уже знаком этот акцент…

– Нет, нет, помилуйте! Ровным счётом ничего! Просто поймите правильно и нас! Мы с Андреем Генриховичем люди торговые, привыкли каждую покупку скреплять соответствующим документом… Вы не будете против, если мы пригласим назавтра с собой нотариуса, дабы оформить наше приобретение по всем правилам?

Баронесса наградила несостоявшихся покупателей поощрительной улыбкой:

– Я буду ждать вас завтра к пяти пополудни. Разумеется, вместе с вашим нотариусом. Надеюсь, вас устраивает это время?

– Вполне, сударыня…

Грачёв и Полянский откланялись, на прощание поочерёдно и трепетно приложившись к нежной ручке баронессы.

* * *

Вернувшегося на Воздвиженку Полянского поджидал ответ из Архива, в коем чёрным по белому сообщалось, что статский советник фон Штейн (лицо вполне реальное!) полугодом ранее переведён (с повышением в чине и должности!) на службу в Петербург.

Поручик возликовал: интуиция и на сей раз его не подвела! «Вдова Матильда фон Штейн» – та самая мошенница!

Однако его тотчас же захлестнули и противоречивые чувства: «Столь очаровательная женщина и… преступница?! Бог мой, что же творится на свете! Ну, кто бы мог подумать? Скольких же людей ей благодаря своей красоте удалось обмануть за истекшие шесть месяцев?!»

* * *

Время близилось к четырём дня. Не сомкнувший всю ночь глаз и с утра уже изрядно нервничающий Полянский решил не дожидаться назначенных пяти часов. Распорядившись немедленно подать экипаж и прихватив с собой нескольких коллег (кто знает, с чем придётся столкнуться?), он отправился в Новоапостольский.

  25