Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
45 
Из будуарчика, позёвывая, вышла Евдокия.
– Звали, барин?..
И вдруг сон как рукой сняло – Евдокия увидела посреди комнаты призрака, облачённого в серебристые доспехи и крылатый шлем.
Женщина машинально перекрестилась, издала чудовищный крик и рухнула, как подкошенная, на пол.
Дракула разразился чудовищным смехом, в его руках блеснул меч.
Граф почувствовал сильную боль в груди, сознание его помутилось, и он провалился в чёрную бездну.
* * *
Григория и Наталью разбудил женский крик.
– Что это? – испуганно спросила Наталья.
– Не знаю… Кажется, кто-то кричал совсем рядом, в соседней комнате… Может быть, отец?.. – предположил Григорий, встал с постели и накинул халат. – Пойду, посмотрю…
– Нет, нет, это была женщина… Не оставляй меня одну! Я боюсь… – взмолилась Наталья.
– Не говори глупости… Ну, что может случиться? Этот дом прочный и неприступный, как крепость. Дворецкий с управляющим мне вчера рассказали, что отцу постоянно что-то мерещится. То звуки, то призраки… Весь дом обыскали, даже священника приглашали, но ничего подозрительного не нашли. Спи… Я скоро приду.
Григорий вошёл в комнату отца. Тот бледный, как смерть, лежал на кровати, раскинув руки в разные стороны. Рядом с кроватью, на полу, лежала сиделка, не подававшая признаков жизни.
Григорий бросился к отцу, не обращая на Евдокию никакого внимания.
– Отец! Отец! – позвал он, но граф смотрел остекленевшим взором в потолок.
В первое мгновение Григорий почувствовал страх: отец умер, сиделка без сознания… Она кричала… Испугалась… Встала к отцу ночью, а он – мёртвый… Вот и испугалась…
Неожиданно хлынули слёзы, Григорий смахнул их рукавом халата. Он почувствовал слабость и присел на краешек кровати.
Евдокия издала протяжный стон и завозилась на полу. Григорий растерянно взглянул на неё, подошёл и хотел помочь подняться. Та открыла глаза, да как оттолкнёт от себя Григория:
– Поди прочь… Прочь… Нечистая сила… – бессвязно бормотала она. – Крест на мне… На мне крест…
Евдокия пыталась перекреститься дрожащей рукой…
– Успокойся, это я, Григорий Николаевич…
Женщина бессмысленно уставилась на Григория, не переставая повторять.
– Прочь…. Поди прочь… Крест на мне…
Григорий не выдержал, взял со стола стакан с водой.
– Выпей… Это вода.
Женщина не смогла принять стакан, её руки сильно дрожали. Григорий сам напоил сиделку.
– Николай Яковлевич умер, – спокойно сообщил он Евдокии.
Её лицо исказилось страхом.
– Это он приходил… Он убил графа…
Теперь настал черёд удивляться Григорию.
– Кто он?
– Призрак в латах… Прямо как из книжки, что я читала его сиятельству…
– Да вы что здесь, всё с ума посходили? – разозлился Григорий. – То мне прислуга толкует про какие-то звуки, то теперь – призраки в доме завелись.
Евдокия окончательно пришла в себя и поднялась с пола.
– Про звуки не знаю, не слыхала. Сплю я крепко. А вот призрака видала, как вас сейчас. И в том на Библии побожусь.
– И как он выглядел?
– Высокий, в блестящих латах… На груди – золотой герб… С перепугу не разобрала, какой именно. А на голове – шлем с золотыми крыльями, а головы нету – пустота. Чай, скажете, не призрак? Он самый и есть.
Григорий похолодел от страха: отец лежит мёртвый, сиделка плетёт истории про призраков в блестящих латах и с крыльями на голове, рядом в спальне перепуганная жена, утром весь дом будет судачить, что по ночам разгуливает нечистая сила – с ума можно сойти!
Неожиданно Григория пронзила страшная догадка:
– Шлем с золотыми крыльями – только у Дракулы… – и он почувствовал, как покрывается холодным потом. – Иди, разбуди моего кузена, дворецкого и управляющего. Наталье Васильевне пока не говори ничего. Да про призраков помалкивай.
Не успел Григорий дать наставления Евдокии, как в спальню вошла жена и растерянно спросила:
– Григорий, что случилось? – её взор упал на безжизненное тело свёкра… – Николай Яковлевич… он умер? – едва слышно спросила она.
– Да… преставился, – подтвердил Григорий. – Надобно утром за доктором послать.
* * *
Виктор Назарович Самойлов вошёл в спальню. Домочадцы не переносили тело графа, он так и лежал на постели, разве что руки ему скрестили на груди.
– М-да-с… – многозначительно произнёс доктор и смерил взглядом Григория и Анатоля. – Увы, господа, грудная жаба неизлечима. Поверьте, я сделал всё, что в моих силах. К сожалению, рано или поздно это должно было случиться.
45 
