Последние отзывы

  22  

Впрочем, оно и к лучшему. Фуга не заменяет мозгу отдыха. Можно было запросить у колониальной администрации полное досье на Новицкого — уплотненный вариант от Адита Дева показался мне недостаточным, — но я решил отложить это до возвращения. Заглянул в экран: материковые высоты кончались, местность опять уступами сходила вниз, в серо-бурые каменистые россыпи, сцементированные окаменелым илом. Это значило, что коптер еще не достиг низких широт, где регулярные бури стачивали все на своем пути, вплоть до горных хребтов. Пораженный внезапной мыслью, я хмыкнул — а как получилось, что пик Сикорского еще не превратился в холмик? Пришлось заглянуть в планетографическую справку. Похоже было, что дранг-бури в масштабах планетарной истории — явление недавнее и захваченная ими полоса постепенно расширялась. Потоки наждачной пыли разъедали камень. Мне представилась мастерская какого-нибудь китайского камнереза, с бесконечным трудом прорезающего шелковой ниткой кусок нефрита: туда-сюда, туда-сюда… В пределах десяти градусов от экватора бури уже проточили изрядную борозду, до самого морского дна, а рожденный эрозией песок все сыпался в соседние низины. Еще сотня-другая миллионов лет, и барханы покроют планету до края полярных шапок.

Мне пришло в голову, что энергии для подобного преобразования требуется колоссальное количество. И дает ее здешняя горячая звезда. Любая планета в конечном итоге есть солнечная машина, но в случае Габриэля ее устройство дало фатальный сбой. Силы, способные в других условиях поддерживать жизнь, методично перемалывали камень.

Вздохнув, я откинулся в кресле и, наказав секретарю привести меня в сознание на подлете к цели или при первом же вызове, подбавил в кровь наркотиков. Если даже по возвращении мне придется сдавать память на анализ, никакая комиссия меня не упрекнет.

Розовый туман, заволакивавший сознание, рассеялся, когда солнце, вслед которому мчался коптер, изрядно поднялось над неровным горизонтом. Ландшафт внизу был пустынен и дик; изломанные черные утесы, с высоты похожие на мозаику из щебня, полузасыпал ржавый песок, мешаясь с пепельно-серой солью. Кое-где отблескивали лужи пересыщенного рассола, обросшие валунами. Кратеров не было — в этой части полигона опыты не начнутся еще лет триста. В стороне маячили уже обточенные эрозией две плосковерхие гайоты. А впереди из-за края мира, из горнила белопламенных небес, вставала черной тенью неимоверная гора.

По мере того, как я приближался к пику Сикорского, тот странным образом казался все меньше — наверное, из-за масштабов. Сознание воспринимало как гору только ту часть пика, что находилась выше коптера, основание же сливалось для меня с неимоверной пустошью сухого океанского ложа. Мы огибали потухший вулкан с юга, заходя на закатный, более крутой склон.

С помощью секретаря я наложил на видимое изображение карту-схему, отметив на ней маршруты обоих институтчиков — синяя и зеленая змеи петляли где-то в стороне, — и самого Сайкса: алая нить прямо передо мной. А заодно — место предполагаемой посадки, приближавшееся до дрожи быстро.

Приземление мне не запомнилось: болтало страшно, всё моё внимание занимали попытки утихомирить вестибулярный аппарат, никак не отзывавшийся на подавляющие импульсы. Экран не показывал ничего, кроме бешено скачущих в белом мареве камней, небо и склоны мешались противоестественной мозаикой. Потом пляска утихла, и оказалось, что коптер стоит на почти ровной площадке между каменистой осыпью и довольно крутым склоном. Скалу рассекали трещины; края их выглядели изрядно сточенными, но в темной глубине взгляд резали острые грани.

Стоило распахнуться люку, как горло у меня перехватило. Я зашарил по ящичкам и отсекам в поисках респиратора; маска нашлась в пакете с устрашающей надписью «Открывать только в случае аварии». По мне, набор для выживания был на борту совершенно излишним. Когда коптер терпит аварию в стратосфере, не поможет никакой парашют. Если взрыв крыла-фюзеляжа не разнесет кабину в пыль, то остатки машины уйдут в камень на два метра. Проверено опытом.

Я неуклюже спрыгнул с развернувшейся под ноги лесенки на землю. Сердце кольнуло нехорошим предчувствием, будто, как в дурном сенз-фильме, от толчка скала может расползтись по трещинам, словно подтаявший лед, и я вместе с коптером покачусь с крутого склона в поле тяготения, уступающего земному всего на семнадцать процентов. Глупость, конечно. Будь уступ ненадежен, автопилот не выбрал бы его для посадки. Кроме того, скала уже выдержала напор огненного столба, от которого до сих пор потрескивали разогретые камни.

  22