Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
44 
Настя замотала головой, но матушка продолжала:
— А ты не отказывайся, я виновата, за тобой не уследила, это первый мой пред Богом долг, так что выкормим вас обоих. Потом, как войдет ребенок в совершенный возраст, отдашь его вместо себя в монастырь. Это моя тебе епитимья. Поняла ли?
Настя поняла, благодарила, плакала и обещала сделать все так, как велит игуменья.
Ехать ей было некуда, была она сиротой, из беженцев, и поселилась Настя неподалеку от монастыря, в небольшом городе.
Вскоре у нее родился мальчик, да такой удивительный! С младенческих лет больше всего на свете он любил играть в церковь, в дьякона, а на втором месте были книжки, по истории и биологии. Монастырь, по распоряжению игуменьи, помогал Насте материально, и мать с сыном не знали нужды. Жили они душа в душу, каждое воскресенье посещали местную церковь.
Настя души не чаяла в своем Алеше. И чем старше он становился, тем беззаветней она его любила. И больше всего боялась, что сын как-нибудь узнает о ее давнем обещании отдать его в монастырь. Отдавать его ей совсем не хотелось, хотелось побыть бабушкой, понянчить внуков, в общем пожить как все люди. И все шло хорошо, мальчик уже заканчивал школу, учился на подготовительных курсах во Владимире (ездил туда два раза в неделю из городка). Вскоре до Насти дошла весть — игуменья, наложившая на нее епитимью, почила в Бозе, и словно камень упал у Насти с сердца.
Однако когда Алеше исполнилось семнадцать лет, как раз на следующий день после выпускного вечера, он вдруг встал после ужина, поклонился матери в ноги и попросил благословить его на иночество.
Настя обмерла. Как он узнал? Неужели кто-то сказал ему?
— Кто тебе рассказал?
— Никто мне ничего не рассказывал, — отвечал Алеша, — просто, мама, я хочу стать монахом.
Только тут Настя открыла сыну свою страшную тайну про епитимью, которую столько лет скрывала от него. Алеша лишь усмехнулся в ответ: «Вот оно, игуменское благословение!» И через неделю уехал в далекую, недавно возродившуюся обитель. А Настя, еще не старая женщина, так и не вернулась в монастырь — видно, все-таки не ее это был путь. Она переехала в поселок, находящийся неподалеку от монастыря, в котором поселился ее Алеша, дожила до его хиротонии в архиепископы и вскоре после этого тихо скончалась в мире с собой и Богом.
Балерина
— Понимаешь ли, батюшка, — говорила одна послушница батюшке, — что-то мне в монастыре скучно. А ведь я с четырех лет занималась балетом, чуть не стала балериной, но когда уходила в монастырь, выбросила и пуанты, и пачку, и фотографии, на которых я танцую. Теперь же иногда мне так хочется потанцевать.
Батюшка послушнице ничего не ответил, но через месяц на день ангела вручил ей подарочек — розовые атласные пуанты и настоящую пачку.
Послушница очень обрадовалась, примерила пуанты, и они оказались ей впору.
— Когда вспомнишь ты про свое далекое прошлое, — сказал батюшка, — и захочется тебе встать в третью или шестую позицию, благословляю тебя надевать пуанты, пачку и танцевать, сколько пожелает твоя душа. Хоть в нашем конференц-зале, пока никого там нет. А ключ возьми у Евстафии.
Но с тех пор танцевать послушнице расхотелось. Ключа от зала она так и не попросила, сложила пуанты и пачку в дальний сундучок и не вспоминала о них долгие месяцы. Однако проходил год, и вечером своего прежнего дня ангела (потому что вскоре она стала монахиней, и имя ей поменяли) матушка открывала крышку, смотрела на батюшкины подарки, вспоминала его тепло, бесконечную любовь и молилась об упокоении иеромонаха Андриана — батюшки давно уже не было в живых.
ЦИКЛ ВОСЬМОЙ
БУРСАЦКИЕ РАССКАЗЫ
Юродствовать не благословляется
Отец Афиноген преподавал в семинарии литургику. Худой, высокий, с темной бородой и косматыми бровями, говорил он в нос, очень медленно и странно выпевая слова, после каждого делая едва ли не минутную паузу.
— Не борзяся начнем (пауза). Божественную литургиию (пауза). Не позволено совершать (пауза) в часовнях (пауза). Жилых домах (пауза). И кельях! (очень длинная пауза).
В общем, на его лекциях семинаристы буквально давились от хохота. Как-то раз отец Афиноген вызвал ученика к доске. Тот начал отвечать в точности по лекции, повторяя ее слово в слово. Но главное, с теми же интонациями и паузами.
44 
