76 
— Нет, — сказал Марат.
— Правильно! Это знак. Ничего нет, а розовое мясо — есть! Скоро что-то произойдет. Или уже произошло. Если началось, если пошла движуха, если в одном месте что-то случилось, значит, в другом месте тоже случится! Скоро что-то будет, поверь. Что-то будет… А теперь дай мне банан. Только сначала возьми… вон там чашечка, а рядом палочка, опусти палочку в чашечку и капни на банан два раза… Это желчь местной твари, Жидкий Джо называл ее иглозубой жабой…
Марат исполнил просьбу, подавив мгновенное желание поддержать старика, проглотить вместе с ним два-три скользких комка пресной слизи, чтоб спустя десять минут потерять ощущение собственного тела, слиться с природой, позабыть о страхах и заботах, расслабиться. Заторчать. Отъехать. Разница между ним и Жильцом состояла в том, что Марат глотал бананы в одиночку, за закрытыми дверями, даже от жен скрывал — а старый урка ничего ни от кого не скрывал.
— Значит, — спросил Марат, — Жидкий Джо и на берегу побывал?
Жилец фыркнул.
— Он был умнее нас. Тоже начал на равнине — но быстро понял, что возле моря веселее. Бананы на равнине, жаба на берегу, смешиваем одно с другим — получаем вещь…
Марат вдруг вспомнил и понизил голос:
— Вчера в Городе поймали бродягу. Женщину.
— Знаю, — небрежно ответил Жилец. — Нири всё рассказала. Сумасшедшая ведьма. Проповедует насчет Узура. Убей ее.
— Как скажешь. Но сначала… тебе бы не повредило с ней поговорить.
— Не хочу ни с кем говорить! — сварливо воскликнул старик. — Хочу, чтоб ты отнес меня в утробу и врубил технику. На полную мощность. Почини батареи. Придумай что-нибудь. Паровую машину, электричество, мне плевать… Найди, где взять энергию. Почини меня, и мы устроим такое, что космос наизнанку вывернется!
Марат помолчал. Перед глазами возникла синяя пустыня Девятого Марса, мертвая, как кожа старика, и огромные мускулистые мужчины, которых Жилец одной рукой швырял в пространство.
— Эта бродяжка… — сказал он. — Когда ее брали, она четверых лучших бойцов покалечила. Потом ее пытали, а наутро всё зажило.
Жилец побледнел.
— Повтори.
Марат повторил, но не успел закончить фразу.
— Сюда ее! — заорал великий вор. — И чтоб никто ее пальцем не трогал! Чего стоишь? Иди! Быстро!
4.
Произнося фразы, Митрополит делал сложные движения головой и плечами, а руки прижимал к телу, как бы пытаясь протиснуться ближе к Владыке через невидимый люк. Темноликий щуплый абориген, сын бедняка из малочисленного племени пожирателей крабов, продвинутый на важнейший пост по настоянию Жильца, всегда говорил очень тихо и часто вставлял в запретную равнинную речь слова из языка людей берега.
Язык берега, первое время очень нравившийся Марату, в последние годы надоел. Слишком точный, безапелляционный, прямой. Собственно поэтому равнинный диалект и был объявлен запретным — используемым только для храмовых служб и тайных дворцовых бесед. Более поэтический и простой, он допускал разные толкования одних и тех же слов: многое зависело от тона и выражения лица; например, выражение «шузуу», произнесенное с одним зажмуренным глазом, означало «таково мое мнение», если же оба глаза были вытаращены, то же самое слово переводилось как «таково мое мнение, а будешь спорить — я убью тебя». Кроме того, здесь, на берегу, дикари не разделяли жизнь на «ыызц» и «ахо» — эти понятия заменяло универсальное «дью», означавшее и физическое существование, и его источник — океан, и судьбу каждого отдельного аборигена. Пресная вода называлась «дью-дью». Никакой поэзии, всё утилитарно.
Митрополит родился на берегу, но своей должностью очень дорожил и тайное равнинное наречие выучил в совершенстве.
— Их было трое, — шелковым шепотом сообщил он. — Один — Шчиро, охотник на черепах, отец Аюришхи. Второй — Сцай, торговец шкурами тюленя, отец Лоори. Третий…
— Хватит, — нетерпеливо перебил Марат, откинулся и ударился лопатками о твердую спинку трона. — Я тебя понял. Их трое, все — отцы моих жен, что дальше?
Митрополит облизал губы.
— Они злы на тебя, Владыка.
— Ты хотел сказать — недовольны?
Из-за стены донесся приглушенный женский смех и пение.
Митрополит — обладатель абсолютного слуха — поднял бровь, но спохватился, посуровел и с расстановкой ответил:
— Нет, Владыка. Именно злы. Их дочери, твои жены, вчера вернулись в свои дома в слезах. А одна из троих — Лоори, дочь Сцая — пыталась разрезать лицо ножом, чтобы погубить красоту… Твои жены сказали своим отцам, что Владыка безумен. Они сказали, что Владыка взял новую жену. Бродяжку, вонючую ведьму из грязных кварталов. Они сказали, что вчера эту бродяжку служанки мыли горячей водой, и убирали ее волосы цветами, и натирали спину жиром тюленя, а сосцы и живот — маслом чихли, и поили настоем из горной травы хцт, словно эта бродяжка не ведьма без имени и рода, а лучшая и любимая жена Владыки. И тогда отцы этих жен собрались и говорили друг с другом. Все они богаты. Их Дома стоят у самого подножия Пирамиды. У них сотни заслуг и десятки рабов…
76 
