67 
Сильный запах антипрагматики. Здесь, на островах Дао, в южном полушарии планеты Эдем, синтетические метарелаксанты никогда не выходили из моды.
Юла нашлась у барной стойки, на вид абсолютно трезвая, из чего Марат заключил, что она пьяна в хлам.
— Тухлое место, — весело сообщила она, когда Марат сел рядом. — Думаю, я прямо сейчас куплю этот кабак. Потом возьму вон тот стул и всё здесь разрушу. Шлюх и дураков пинками разгоню, а вон ту суку оттаскаю за волосы, они всё равно ненастоящие…
— Не выйдет, — ответил Марат. — Это свободная территория. Здесь всё принадлежит Федеральному правительству. Каждый второй местный негодяй на самом деле — полицейский агент. Так они контролируют преступность.
— Без тебя знаю, — сказала Юла, помрачнев. — Рамон рассказывал. Никакая это не свобода. Декорация. Везде всё прослушивается.
— Скучаешь по Рамону?
— Нет, — твердо сказала Юла. — По таким, как он, никто никогда не скучает.
— Верю, — сказал Марат. — Выпей еще, и поедем. Ты устала.
— Зачем ехать, если я устала? Я еще посижу. Напьюсь, может быть.
Марат кивнул и пожал плечами. Юла всмотрелась в толпу танцующих, нехорошо усмехнулась, наклонилась, горячо задышала в его ухо:
— Мое место здесь. В декорациях. Я богатая молодая баба. Для таких, как я, тут всё продумано. Танцы, дурь, катание на лодочках… Массаж… Имплантанты… А захочешь посмотреть настоящую жизнь — тебе говорят: смотри, девушка, только руками не трогай…
Марат погладил ее по руке.
— Ты не права. Если ты про биомы, то они…
— К черту биомы! Они всех нас уничтожат. Они высосут из мужиков всю любовь, и мы вымрем. Ты видел его лицо? Того механика? Меня никто никогда так не любил!
— Неправда. Я любил.
— Да! — злобно выкрикнула Юла. — Ты прав! Кто умеет машину любить, тот с живой бабой всегда поладит!
— Прекрати. Жена дрессировщика не ревнует мужа к тиграм. Биом не женщина.
— Конечно, не женщина. Лучше.
Марат отвернулся. Ругаться не хотелось.
Он сосредоточился, поискал, но не нашел ни одной живой машины в радиусе километра.
Если бы здесь был пожарный биом, Марат договорился бы с ним и обрушил на головы посетителей клуба потоки пены. Если бы здесь был кухонный биом, Марат договорился бы с ним и засыпал пол объедками с тарелок. Если бы здесь был биом-секьюрити, Марат договорился бы с ним и заполнил весь зал слезоточивым газом. Не потому что здесь было плохое место, нет. Здесь было многое, без чего люди — не люди. Здесь было весело, ярко, празднично, здесь танцевали женщины, а влюбленные в них мужчины улыбались. Здесь было грязно и душно, здесь в правом углу назревала драка, а в левом красивый юноша пытался впарить некрасивой девушке полграмма турбометадона, но здесь было не настолько плохо, чтобы разрушить всё, растоптать и испортить людям праздник. Однако Марат хотел именно разрушить, не потому что место было достойно разрушения, а потому что любимой девушке было плохо.
К сожалению, биомы не обслуживали свободные территории, в барах и клубах работала старая пластмассово-металлическая техника, равнодушная к запахам алкоголя, к зависти, к вожделению и насилию.
Пришлось действовать по старинке. Обнимать, гладить по волосам, шептать, уверять и уговаривать.
Только пилоты знают, что любовь к биому — чепуха. Детский сад. С женщинами гораздо труднее.
2.
Марат ждал, когда она начнет осматриваться.
Уже три года — со времен окончания строительства — ни один простолюдин не перешагивал порога личных покоев Хозяина Огня. В запретные комнаты имели право входить только жрецы, генералы и жены. Нарушительница закона, грязная бродяжка, допущенная в святая святых, — это было неслыханно. Даже Муугу, повидавший многое, слегка нервничал.
Но пленница не глядела по сторонам — только на Марата. Владыка Города-на-Берегу, возлежавший в постели, интересовал ее много больше, чем стены, выложенные правильными брусками мрамора, или медные светильники, или чаши для воскурения благовоний, или огромный стол из крепчайшего дерева зух, не поддающегося обработке каменными орудиями. Ни огромные окна, полускрытые занавесями, развевающимися от сладкого, как пряник, вечернего бриза. Ни даже открывающийся из окон вид на обе части Города, чистую и грязную.
Судя по сапогам из рыбьей кожи и жирно подведенным глазам, она была типичной обитательницей грязных кварталов. Хотя взяли ее на чистой территории, у дома некоего Турвили, богатого рыботорговца, имевшего аж сто тридцать шесть заслуг перед Владыкой Города-на-Берегу.
67 
